Становление автопоэтического наблюдателя.

Исследовательская программа теории самоорганизации представлена сегодня множеством концепций, отражающих прежде всего ее междисциплинарный и коммуникативный характер. При этом имеется ввиду не только дисциплинарно-прикладное различие. Действительно, синергетика Г.Хакена возникла в ходе исследований, проводившихся в области физики лазера; И.Пригожин изучал процессы самоорганизации в химических средах, описываемых уравнениями химической кинетики, как и Г.Хакен, он сумел обобщить эти закономерности на более широкий класс систем; проблема, волновавшая чилийских нейробиологов У.Матурану и Ф.Варелу, – происхождение живого, его законы и принципы развития, т.е. ответ на вопрос: что собственно делает живую систему живой. Однако, несмотря на этот полидисциплинарный спектр приложений концепций самоорганизации, мы хотели бы сосредоточить свое внимание на теоретико-позновательных аспектах (в плане различия когнитивных стратегий) этих развивающихся научных направлений. (См. В.И.Аршинов, Когнитивные стратегии синергетики// Онтология и эпистемология синергетики М., 1997.)

Прежде всего хотелось бы обратить внимание на далеко неслучайную связь, проявляющуюся на уровне общности принципов, между теорией самоорганизации, которую обобщенно зачастую называют просто синергетикой, и постмодернизмом – новым культурным течением ХХ века. В духе философии постмодерна синергетика руководствуется принципами компромисса, множественности смысловых структур, открытости иному и интердисциплинарности. Синергетика стала исследовательской программой, открывающей новые гештальты в исследуемых закономерностях природы и изменившей многие классические представления. В свете синергетической парадигмы новое значение приобрели такие понятия, как хаос, становление, сложность. Ее связь с постмодерном, проявляется так же в вопросе о границах научной рациональности, а вместе с тем и во взглядах на роль субъекта познания.

Сегодня, когда всерьез говорится о диалоге и взаимопроникновении естественнонаучного и гуманитарного знания, научных и ненаучных форм мышления, интердисциплинарности в широком смысле слова, на первый план выходит теоретико-познавательная проблема субъекта познания и те изменения, которые происходят в решении этого вопроса. Поэтому наши дальнейшие рассуждения будут посвящены субъекту познания, а точнее синергетическому и автопоэтическому наблюдателю, его становлению и философско-методологической рефлексии. С другой стороны, проблема субъекта видится нам непосредственно связанной с философской проблемой времени. Сама история развития научно- философских взглядов демонстрирует удивительную когерентность в эволюции этих понятий.

В постмодернистском ключе мы намерены понимать всякое различие и плюрализм идей предпосылкой деятельности, направленной на поиск события, в свете которого эти идеи представляются когерентными и взаимодополнительными. В осуществлении этой деятельности на всех уровнях и областях современного знания и состоит, на наш взгляд, одна из главных функций философии, как посредника интердисциплинарных коммуникаций. Итак, мы полагаем концепции синергетики и аутопойесиса дополнительными друг другу в контексте предложенного нами подхода, связывающего представление о времени и понимание субъективности. Тем самым мы вновь обращаемся к философии Бергсона, дополняя ее синергетической и аутопойетической онтологией. Ссылка на Бергсона, как будет показано далее, здесь далеко не случайна, потому как главный вопрос нашего исследования касается проблемы становления синергетического и аутопоэтического субъекта познания, погруженного в чистую длительность и воспринимающего ее. Со времен А.Бергсона остается открытым вопрос: как вообще возможна работа с чистой длительностью и интуицией на когнитивно-деятельностном уровне?

Исходными для нас будут следующие утверждения:
1) И.Пригожин переоткрыл время Бергсона, онтологизировав чистую длительность в неравновесных процессах. Так, становление и необратимость – главные критерии динамической интерпретации времени, стали рассматриваться как принципы развития любой сложной системы, т.е. системы открытой, нелинейной и удаленной от состояния равновесия.
2) Автопоэзис Матураны и Варелы тоже связан с философией Бергсона, а именно с субъектом Бергсона, вооруженным методом непосредственного восприятия и интуицией. Его онтология связана с автопоэтическим паттерном живых систем.


Ньютоно-картезианская парадигма и трансцендентальный субъект. Эпистемологический сдвиг, который произошел в Новое время, оказал влияние не только на представления об окружающем мире, но и указал на новый статус самого человека, ставшего независимым от внешней реальности субъектом, беспристрастным, рациональным исследователем, независимым от религиозных догм и предрассудков. Это был новый образ человека, постепенно расширяющего горизонты познаваемого пространства, проникающего до сути происходящего вокруг и в себе самом исключительно рациональным путем. Однако чем больше человек руководствовался редукционистскими принципами, тем более он сам становился редуцирован и обесценен, сам себя погружая в созданную им обезличенную, неодушевленную природу. Даже сам человеческий разум в этом механистическом мире воспринимался как совокупность физических и химических реакций. Можно сказать, что ньютоно- картезианская парадигма надежно закрепила познавательную схему, в которой суть жизни как явления не может быть ухвачена и понята. Нет ничего удивительного, что через призму механицизма сама наука видится как обезличенный познающий механизм, добывающий или производящий знания, очищенные от проявлений индивидуальных и неповторимых качеств личности.

Эпистемологический проект Канта завершил построение ставшей впоследствии классической схемы научного познания, а также процесс становления классического субъекта, одновременно снимая и разрешая в нем противоречия между принципами, установленными Декартом и Локком. Несмотря на то, что коперниканская революция в науке вновь поставила человека в центр мира, она лишила его познавательного всемогущества. Декарт, Ньютон, Лейбниц были уверены в безграничных способностях человеческого разума и из этого утверждения строили свою философию, однако наука, исследующая внешний мир на основе чувственных данных, не могла избежать юмовской критики. Для этого Канту пришлось совершить поистине революционный переворот в философии, сравнимый по своей значимости, как считал сам Кант, с научной революцией Коперника.

Для Канта основные вопросы философии были направлены на выяснение трансцендентальных условий возможности познания. Эти условия, как известно, Кант находит в существовании трансцендентальных форм чувственности на основе анализа проблемы единства опыта, т.к. "Единство опыта является предпосылкой единства сознания – априорного единства самопознания или трасцендентального единства аперцепции (Кант 1963-66, т.3, с.192, цитир. По Зандкюлеру с. 130). Кантовский анализ возможности познания – это также поиск оснований, позволяющих говорить о развитии мысли из самой себя. Установленные Кантом принципы предполагают наличие трансцендентального субъекта и соответственно субъект-объектной схемы познания.

Кантовский субъект атемпорален, он открывает объективные закономерности природы, не изменяясь и не влияя своими познавательными актами на ход вселенских процессов. Важную роль здесь играет так называемый принцип Коперника, уравнявший любую точку пространства и вместе с тем лишивший человека привилегированного положения. Несмотря на антикоперниканский переворот в науке, как принято называть кантовскую революцию мышления, философия Канта легитимировала рациональный способ познания, основанный на ньютоно-картезианской парадигме. В самом деле, огромная заслуга Канта состоит в том, что он изменил прежнюю теоретико-познавательную схему познания, поставив в центр человека, а точнее, трансцендентального субъекта, сознающего свое единство и безграничность. "Естествоиспытатели поняли, что разум видит только то, что сам создает по собственному плану, что он с принципами своих суждений должен идти впереди согласно постоянным законам и заставлять природу отвечать на его вопросы, а не тащиться у нее словно на поводу…Разум должен подходить к природе, с одной стороны, со своими принципами, сообразно лишь с которыми согласующиеся между собой явления и могут иметь силу законов, и, с другой стороны, с экспериментами, придуманными сообразно этим принципам для того, чтобы черпать из природы знания, но не как школьник, которому учитель подсказывает все, что он хочет, а как судья, заставляющий свидетеля отвечать на предлагаемые им вопросы"(И.Кант, [1963-66], т.3, с.85-86) В то же время Кант сделал мир познаваемым в любой точке пространства и времени, потому как сами понятия пространства и времени внутренне присущи человеку, являясь его трансцендентальными и априорными формами чувственности. В такой ситуации трансцендентальный субъект -- это не просто человек или даже все человечество, а некий абстрактный идеализированный конструкт, получающий истинные знания о мире, а именно о мире воспринимаемом и умопостигаемом и совершенствующий свои методы.

С революцией Канта в способе мышления связано закрепление субъек-объектной схемы познания. Человек стал смотреть на мир как на объект своих научных пытаний и добиваться от природы ответа в виде системы неизменных законов, отвечающих таким же неизменным и универсальным принципам, на которых основаны его методы познания.

Атемпоральность субъекта мы связываем с доминированием в ньютоно-картезианской парадигме статической и субстанциальной концепций времени. Согласно статической концепции, все единичные события или моменты одновременно сосуществуют в некоем виртуальном пространстве. Такие отношения, как прошлое-настоящее-будущее, и направленность течения времени зависят от того, как субъект выберет ось ориентаций и точку начала отсчета, т.к. всякое изменение и движение является лишь иллюзией.

Субстанциальное, как впрочем и статическое понимание времени, прекрасно отражено в "Началах" Ньютона, где время, как и пространство, абсолютно и выступает в качестве вместилища событий. "Как неизменен порядок частей времени, так неизменен порядок частей пространства. Если бы они переместились из мест своих, то они продвинулись бы (так сказать) в самих себя, ибо время и пространство составляют как бы вместилища самих себя и всего существующего. Во времени все располагается в смысле порядка последовательности, в пространстве – в смысле порядка положения. По самой своей сущности они суть места, приписывать же первичным местам движение нелепо. Вот эти-то места и суть места абсолютные, только перемещения из этих мест составляют абсолютные движения" (И.Ньютон, Матем. Начала натур. Философии, М. Наука, 1989, с.32) Ньютоновское пространство и время -- это сцена, на которой могут происходить или не происходить те или иные события. Легко заметить, что статическая концепция времени хорошо сочетается с субстанциальной, формируя атемпорального, трансцендентального субъекта, для которого познание сводится к фиксированию и исчислению событий, происходящих в пространстве и во времени словно на сцене.

Мы еще вернемся к теме события, т. к. это понятие является центральным в смысле связующего звена в дискурсе о субъекте и времени. В свете события и событийности выявляется как философская позиция субъекта, так и очертания образов времени.

Заметим также, что субстанционально-статичный мир оказался крайне удобным для субъект- объектной схемы описания. Только в нем мог возникнуть научный миф о вселенском разуме Лапласа и подлинная вера в существование объективной истины.

Неклассический субъект-наблюдатель. С возникновением квантовой механики произошла революция в научном знании. В описываемый мир вошел его наблюдатель. Квантовая физика релятивизировала понятие границы, отделяющей наблюдателя от наблюдаемой им системы. Несмотря на то, что познание невозможно без этого противопоставления, произошло осознание относительности этой границы. Физики поняли, что "строго отделить объект от субъекта невозможно, ибо и само понятие субъекта принадлежит сфере мышления"(Н.Бор). Эта обратная связь вновь обращает нас к субъекту, к внутренней структуре его познавательного пространтва. Появление наблюдателя, осмысление его роли послужило становлению новых философско-методологических принципов, как то принцип наблюдаемости, неопределенности, дополнительности, соответствия и др. Мы рассмотрим эти принципы подробнее, наделяя их селективной функцией по отношению к процессу становления неклассического субъекта-наблюдателя.

Возникновение принципа наблюдаемости связано с неустронимостью субъективных сторон человеческого участия, т.е. с осознанием того, что за любой исследовательской программой стоит субъект со своими теориями, гипотезами и соответствующими экспериментальными установками. Особое значение принцип наблюдаемости приобрел не в своей первоначальной, сформулированной Эйнштейном трактовке, как селективное условие против содержания в научной теории высказываний, о ненаблюдаемых сущностях, а в последующей, когда в ходе создания квантовой механики выявился новый аспект наблюдаемости, обоснованный Гейзенбергом, суть которого наиболее ясно выразил опять же Эйнштейн: "Лишь теория решает, что наблюдаемо, а что нет". Тем самым принцип наблюдаемости стал пониматься не в старой операционалистской трактовке, соответствующей духу позитивистской философии, а обрел более широкий смысл в своей связи с теорий.

Сложнейшие проблемы квантовомеханического описания реальности послужили открытию принципов дополнительности и неопределенности. Их совместное действие мы можем интерпретировать как способ сосуществования различных форм субъективности, понимаемых в контексте разнообразия форм опыта. Наблюдатель не смотрит на мир через толстое стекло, о котором писал Дж.Уилер, он вопрошает ее, и в зависимости от формы поставленного вопроса природа дает тот или иной ответ. Но само вопрошание изменяет начальные условия, в этом смысле наблюдатель творит реальность. "Тот, кто думает о себе просто как о наблюдателе оказывается участником. В некотором странном смысле это является участием в создании Вселенной" (Дж.Уилер).

Принцип неопределенности Гейзенберга говорит о том, что мы не можем одновременно и с одинаковой точностью измерить импульс и координату частицы. Зависимость результата измерения от квантового контекста проявляет себя также в проблеме корпускулярно-волнового дуализма. Оказалось, что квантовые объекты способны проявлять как свойства частицы, так и волны в зависимости от созданных экспериментальных условий. Н.Бор показал, что имеют право на существование оба этих описания, дополняя друг друга. Иными словами, принципы дополнительности и неопределенности, понимаемые в широком смысле, позволяют самосогласованно работать с разными языками описания, несводимыми друг к другу.

Согласно копенгагенской интерпретации квантовой механики, вопрос о реальности самой по себе просто не имеет смысла, т.к. реальность проявляет свои свойства только в акте измерения. Мы не можем ничего сказать о квантовой системе, а лишь о воздействии наших измерительных приборов на эту систему. При этом измерительный прибор, являясь макрообъектом, не может быть описан на языке квантовой механики и его существование просто постулируется.

В квантовой механике, в особенности в ее копенгагенской интерпретации, пересмотру подверглись классические представления о пространстве и времени. Прежде всего субстанциальную концепцию заменила реляционная. В реляционной концепции времени время не является независимой от происходящих событий субстанцией, т.к. оно само состоит из этих событий.

Как мы уже сказали, для нас не существует событий вне наблюдения, т.е. наблюдатель в принципе ничего не может сказать о системе до акта измерения, поэтому в реляционном мире с каждым событием сбывается мир, а событие непосредственно связано с актом измерения, за которым стоит опять же наблюдатель со своими приборами и теорией. Таким образом, время, называемое физиками реальным временем в отличие, например, от субъективного времени Св.Августина или А. Бергсона, так или иначе замыкается на субъекте-наблюдателе как неустранимом участнике всех событий, деятельность которого рассматривается как существенный, определяющий компонент физической реальности.

Имеет место еще один парадокс описания времени в квантовой механике, связанный с необратимостью квантового явления. Как это ни странно, и об этом речь пойдет в дальнейшем, несмотря на необратимый характер экспериментов с квантовыми частицами, квантовая механика использует обратимые во времени физические уравнения и словно замораживает происходящие события в прошлом, а для описания будущего использует вероятностный язык.

Неклассическая механика как бы обрезает прямую статической концепции времени в точке настоящего, помещая туда неклассического наблюдателя и будущее разветвляется, предоставляя наблюдателю целый спектр возможных состояний и путей развития. Теперь будущее приобретает статус возможного, но неопределенного. Можно сказать, что классический субъект может быть оставлен на прямой прошлого, но в точке настоящего происходит их встреча с неклассическим субъектом, и здесь начинает работать принцип соответствия.

Постнеклассика и постнеклассический субъект. В постнеклассической науке наблюдатель – это сложная развивающаяся система, которая имеет способность не только к самопроизводству и возобновлению, но и самореферентности, работая с собственными описаниями, как с независимыми сущностями. Структура познавательных отношений, в которые вступает человек, определяется открытостью его когнитивного пространства. Поэтому мы должны понять, как возникает наблюдатель и как он становится, с тем чтобы понять его конструктивную роль в познании как деятельности, сочетающей в себе создание и открытие.

Ключевое место в исследовательской программе бельгийского ученого И.Пригожина занимает проблема времени как важнейший вопрос познавательной деятельности человека, без понимания которого невозможно говорить о восприятии и понимании мира. Именно поэтому огромное значение пригожинской программы состоит в открытии той роли, которую оказало на научное мышление решение парадокса времени.

Как известно, реальные физические процессы описываются физиками обратимыми во времени физическими уравнениями, в которые время входит в качестве независимой переменной t, поэтому замена t на (-t) не приводит ни к каким существенным изменениям в структуре уравнений. В силу симметрии по времени физическое уравнение с (-t) будет описывать процесс строго в обратном направлении. Тем самым на уровне математического формализма нет никакой разницы между прошлым и будущим. То есть, несмотря на то, что в природе не существует обратимых процессов, т.к. практически любой процесс связан с необратимыми изменениями в системе, стрела времени исключена из физико- математического языка описания. В то же время, обращая внимание на необратимость самого процесса измерения, Пригожин в своих работах пишет еще об одном странном парадоксе, остававшемся долгие годы без внимания. Парадокс состоит в том, что познавая мир через серию актов измерения, необратимо разбивающих время на атомарные события, мы не можем ничего сказать о явлениях, описываемых обратимыми во времени физическими законами. Сами собой напрашиваются вопросы: Откуда берется необратимость? Какие процессы ответственны за становление и спонтанное поведение сложных систем? Насколько адекватны наши способы описания реальности?

Неслучайно в поиске ответов на эти фундаментальные вопросы И.Пригожин обращается к философии А.Бергсона – философии становления. Внутренним диалогом с Бергсоном пронизана одна из работ И.Пригожина и И.Стенгерс "Время. Хаос. Квант.", посвященная решению парадокса времени, квантового и космологического парадоксам и их взаимосвязи. Бергсон был одним из первых философов, противопоставивших классической схеме научной рациональности данные опыта непосредственного восприятия. Его интуиция длительности – это совершенно иной способ познания мира, позволяющий проникнуть в суть самих вещей и, по мнению Бергсона, значительно превосходящий внутренне ограниченный рациональный способ. Рациональная схема познания строится на интеллекте, но интеллект не способен постичь жизнь во всех ее проявлениях. Спонтанность, творчество, самосозидание оказываются за пределами научной рациональности. Здесь мы можем вспомнить удачное сравнение из "Творческой эволюции", иллюстрирующее несостоятельность любых попыток представить живое в виде совокупности физико-химических процессов. "Мельчайшая часть кривой представляет собой почти прямую линию. И чем она меньше, тем более она походит на прямую линию. В пределе будет уже безразлично, называть ли ее частью прямой или частью кривой. В каждой из своих точек кривая действительно сливается с касательной. Так и "жизненность" в любой из своих точек является касательной физических и химических сил; но эти точки, в сущности,-- лишь точки зрения разума, который представляет себе остановки в те или иные моменты движения, образующего кривую. В действительности жизнь состоит из физико-химических явлений не в большей мере, чем кривая – из прямых линий."(А.Бергсон, Творч. эволюц. с.64-65)

Здесь снова проблема описания и объяснения феномена жизни выводит на проблему времени. Бесспорным является тот факт, что только живым системам, обладающим сознанием и волей, доступно восприятие времени как чистой длительности. И насколько язык научной рациональности не способен постичь суть живого, настолько он не способен ухватить длительность. Оба эти парадокса – парадокс времени и самоорганизации живой системы -- оказываются взаимосвязанными, и, возможно, их решение видится в новом парадигмальном сдвиге в наших представлениях о субъекте познания, в чем собственно и состоит, на наш взгляд, философская значимость теории Пригожина, синергетики и аутопойесиса.

И.Пригожин пытался объяснить феномен необратимости, оставаясь в рамках научной рациональности, работая как в классической, так и неклассической методологии. "В отличие от Бергсона, мы отнюдь не считаем, будто для понимания созидательной деятельности природы нам нужна "другая" наука. Однако мы убеждены в том, что наука находится еще в самом начале своего пути и что физика в настоящее время преодолевает ограничения, обусловленные ее происхождением"(И.Пригожин, И.Стенгерс Время. Хаос. Квант с.25) Действительно, такой подход позволяет уйти от субъективизма и релятивизма в теории познания, ведь субъект Бергсона оказался операционально не эксплицируем и выпадает как нечто неухватываемое на языке однозначных терминов и понятий, составляющих модели научной рациональности. Однако ни эта ли модель является одновременно непреодолимым препятствием на пути постижения подлинных основ живого, обладающего творчеством, спонтанностью и волей?

Ввиду историчности самого познания и эволюционности его субъекта меняется и идеал объективности научного знания. По мнению И.Пригожина, несмотря на то, что одной из самых оригинальных концепций европейской науки Нового времени является концепция законов природы – детерминистических и симметричных во времени, которые существуют независимо от открывающего их человека, человек потерял ощущение "временной реальности бытия". Идея И.Пригожина в поиске решения парадокса времени – это новая "формулировка законов природы, ухватывающая хаос и стрелу времени" [И. Пригожин, И. Стенгерс Время Хаос Квант М.,1995 с.249]

Пригожинская формулировка законов природы включает в себя несводимые вероятностные представления, что подразумевает переход от гильбертова пространства к обобщенным пространствам. Поэтому в это описание вошел целый класс неустойчивых хаотических систем, связываемых с понятием вероятностного времени, а следовательно и нарушением симметрии между прошлым и будущим, а класс устойчивых и симметричных во времени систем стал их предельным случаем.

Пригожин сделал очень важный шаг в переосмыслении роли хаоса. Хаос стал не препятствием на пути к познанию, а новым объектом познания. (там же с.249) Данное понимание роли неустойчивости и открытости противоположно классическим взглядам, рассматривавшим случайность и необратимость либо как следствие нашего незнания более фундаментальных внутренних причин, либо как исключительный случай в мире устойчивых интегрируемых систем.

В отличие от классического мышления, в котором, по словам М.Фуко, "время никогда не понималось как принцип развития живых существ" (М. Фуко Слова и вещи, М., с.216), синергетический подход связан с пониманием историчности сложных систем. "Классическое пространство не исключало возможности становления, однако становление было лишь средством передвижения по заранее расчлененной таблице возможных вариаций. Лишь разрыв этого пространства позволил обнаружить свойственную самой жизни историчность: историчность ее поддержания в условиях существования" (Там же 361) Синергетике действительно удалось встроить в классическое субстанциально-статическое пространство, ново новый паттерн сложных фрактальных структур и постулировать необратимость и становление.

Субъект Бергсона, наделенный интуицией и непосредственным восприятием, способен воспринять время как чистую длительность. Время, как эманацию, исходящую из единого первоначала и непрерывно наполняющее мыслящую субстанцию. Именно непрерывность потока времени делает его длительностью, а любая дискретность и рядоположенность умертвляет развитие, делит его на вечные, но не живые интервалы, так называемые моменты времени. Тем не менее, весь математически4й аппарат, используемый для исчисления, как нельзя лучше приспособлен к апеллированию рядоположенными моментами в одномерном и однородном пространстве статической концепции времени. Мы не можем дать однозначный ответ на вопрос: войдут ли в науку новые физико-математические методы, способные описать длительность или то, что сейчас называется субъективным временем, и что это будут за методы? Хотя, на наш взгляд, синергетико-математические методы нелинейной динамики, фрактальной теории, клеточных автоматов, являющиеся во многом методами качественного описания и дающими интуицию, в этом смысле представляются наиболее перспективными. Однако сегодня мы можем быть уверены в том, что основные изменения, которые должны произойти, касаются сферы научно-философсофкого осмысления субъективного момента в познании.

Философия Бергсона – это не только философия длительности, но и метод интуитивного познания, который, на наш взгляд, в контексте аутопойетической теории получил новый импульс. Вместе с тем, как мы уже сказали, сегодня переоткрывается не только бергсоновское восприятие времени, но и переоткрывается и становится сам субъект познания. В своих работах У.Матурана и Ф.Варела – создатели теории автопоэзиса, говорят о возникновении наблюдателя, самого являющегося продуктом эволюционирующей природы. Однако заметим, что речь здесь идет не о неклассическом субъекте, возникшем в ходе развития квантовой механики, в особенности ее копенгагенской концепции и называемом наблюдателем, а о принципиально новом понимании субъективности.

Остановимся кратко на основных положениях теории автопоэзиса. Концепция автопоэзиса была разработана в 1970-е двумя чилийскими нейробиологами У.Матураной и Ф.Варелой с целью описания феномена жизни как явления, свойственного открытым, самовозобновляющимся системам. Слово автопоэзис (Autopoeisis) происходит от греческих слов autos — само и poeisis — достраивание. Заметим, что выбор именно греческого слова, а не, например, английского selfproduction удачно позволяет придать термину свойство оператора, действующего на смысловое поле и обладающего спектром собственных значений. Несмотря на то, что эта концепция изначально создавалась применительно к вопросам биологии, она приобрела перспективную интердисциплинарную методологию, так как вобрала в себя идеи кибернетики, когнитивной психологии, нейролингвистики и теории искусственного интеллекта.

При более детальном толковании автопоэзиса трудно придерживаться строгих дефиниций ввиду многозначности смысловых структур, которые порождает ее язык, можно лишь попытаться обратить внимание читателя на проблемы, идеи и понятия, сопряженные с этой теорией. Прежде всего нам хотелось бы выделить основные тезисы У.Матураны и Ф.Варелы относительно живой системы, как системы сложной, самоорганизующейся и наблюдающей саму себя:
«Все что сказанно, сказано наблюдателем. ... Наблюдатель — человек, то есть живая система, поэтому все, что справедливо относительно живых систем, справедливо также относительно самого наблюдателя»;
«Тот мир, который мы видим, не есть определенный мир, но некий мир, который мы созидаем вместе с другими»;
«Живые системы — это когнитивные системы, а жизнь как процесс представляет собой процесс познания»;
«Узнавая как мы знаем, мы творим себя».


Матурана и Варела выделили способность к самопроизводству и устойчивому развитию в своей среде обитания как наиболее характерные свойства живых систем. В соответствии с этим, ими был развит принцип операциональной замкнутости, как один из основных принципов автопоэзиса. Операциональная замкунтость ни в коей мере не подразумевает закрытость, так как речь идет об автономности особого рода, допускающей одновременно как взаимодействие системы с внешним миром (обмен веществ), так и непрерывное саморазвитие. Несмотря на то, что живые организмы непрерывно контактируют с окружающей средой, они остаются относительно устойчивыми по отношению к ее воздействиям. Нечто заставляет систему оставаться операционально замкнутой, т.е. поддерживать неизменными основные циклы жизнедеятельности и воспроизводить саму себя.

Понятие операциональной замкнутости тесно связано с цикличностью и гиперцикличностью. В 1970-е немецкий биохимик Эйген предложил теорию сложных автокаталитических реакций, позволяющую на унифицированном математическом языке объяснить явления самоорганизации на молекулярном предбиологическом уровне. Эта замкнутая автокаталитическая сеть и была названа гиперциклом. Идея цикличности и круговой причинности выдвигалась еще в кибернетике, но в контексте аутопойесиса она приобрела несколько иное звучание, так как позволила описать одновременно устойчивость, развитие и самовоспроизведение. Действительно, живой организм и направленность его активности определяется различными циклами жизнеобеспечения. Именно относительно поддержания заданной цикличности аутопоетические системы гомеостатичны, а состояние гомеостаза возможно благодаря наличию обратной связи, которая в данном случае проявляет себя в том, что основным продуктом производства всей организации является сама эта организация.

Как уже говорилось, в автопоэзисе постулируется включенность субъекта в процесс познания и имманентность познания, поэтому описать живую систему мы можем только с точки зрения живой системы. "Наблюдатель - живая система, поэтому, чтобы понять познание как биологическое явление, необходимо учитывать наблюдателя и его роль в познании и дать им объяснение."(У.Матурана). Чтобы описать живую сущность, необходимо указать область ее взаимодействий, т.е. множество всех взаимодействий, в которые она может вступать. Человек выделяет и специфицирует определенную область взаимодействий и отношений некоторой отдельной сущности или целой группы.

В силу необходимости иметь возможность отличить одну сущность от другой часто в роли второй сущности оказывается сам наблюдатель. Здесь мы встречаемся с новым свойством живой системы – самореферентностью. Самореферентность или самосоотнесенность говорит о способности порождать собственные описания и работать с описаниями этих описаний как с независимыми сущностями. В этом направлении и предлагается искать ответ на вопрос: как наблюдатель, будучи живой системой, способен познавать окружающий мир и себя самого?

Наличие самосознания является принципиальной особенностью человека. Благодаря своей автономности и структурной детерминированности человек сам порождает собственные описания, в соответствии с которыми вступает в новые взаимодействия с окружающей средой. В этой ситуации нельзя говорить о каком-либо абсолютном критерии истинности, т.к. наблюдатель сам является причиной своих описаний и не может выйти за пределы своего личного опыта. Среди множества описаний он отдает предпочтение одному из них, исходя из собственных убеждений, которые не всегда рационально объяснимы. В поисках абсолютной системы ценностей человек всегда искал основания либо в Боге, либо в разуме. Но так как единственным критерием правильности выбора того или иного описания автопоэтической системы является то, насколько оно способствует развитию самой автопоэтической системы, этот критерий остается единственным.

Принцип самореферентности выражается в осознании относительности наших самоописаний и в то же время в силу непрерывности автопоэзиса эти описания постоянно множатся и развиваются. Через различные описания происходит взаимодействие с окружающим миром, поэтому самореферентность проявляется в осознании себя самоизменяющейся системой, в осознании одновременности процесса создания и открытия.

Все это заставляет нас по-новому взглянуть на знание. Что вообще означает знать? С точки зрения авторов концепции автопоэзиса "Знать – значит вести себя адекватным образом", и в этом заключается смысл смой жизни, а "жизнь – это познание".(У.Матурана, Ф.Варела).

Матурана и Варела рассматривают не просто живую систему, а живую систему с точки зрения наблюдателя, самого являющегося живой системой. Человек-наблюдатель, как высокоразвитая живая система, имеет сложную иерархическую структуру, позволяющую вступать в самые разные виды взаимодействий на всех уровнях организации -- от клеточного до социального. На всех ступенях иерархии живые единицы организуют сеть отношений, которая является необходимой средой для их развития. Каждая из живых сущностей обеспечивает свой собственный автопоэзис, участвуя в сети коллективных отношений. Иными словами, автопоэтический паттерн – это сеть отношений воспроизводства отдельных компонент, составляющих данную сеть. Именно автопоэтический паттерн отличает живую систему от любой другой сложной системы.

Пространство-время – живое тело наблюдателя. Возвратимся к теме события. Как мы уже говорили, событие представляет собой область, локализованную в опространственнной длительности, где имеет место рядоположенность без последовательности. В таком понимании сразу исчезает темпоральность этого понятия. Обратимся еще раз к статической концепции времени, где все моменты существуют как бы одновременно на некой прямой времени и поэтому по отношению друг к другу являются со-бытиями. Все зависит от того, в какую точку временной прямой помещен субъект, так как с этой точкой, как с началом отсчета, сразу же связывается момент настоящего. В ней задаются отношения "раньше чем" и "позже чем", а следовательно, прошлое и будущее. Так, мы подходим к пониманию события как места, локализованного во времени. Однако эти отношения возможно задать только на основании различения.

Для того чтобы выделить область локализации, наблюдателю необходимо выделить ее границы. Однако область взаимодействия может не иметь четких границ как в пространстве, так и во времени. Граница перехода, как и сама область локализации события, может иметь чрезвычайно сложную конфигурацию. И все же событие это измерение, фиксация, относительная устойчивость.

Событие должно быть наблюдаемо, т.е. в точке события (она же настоящее) должен находиться наблюдатель. Но наш аутопойтический наблюдатель телесен. Его тело и его приборы как продолжения органов чувств должны воспринимать нечто, и это нечто существует только в том виде, в каком оно воспринимаемо наблюдателем и только тогда, когда оно воспринято и понято.

Наблюдатель помещает в точке события свое тело (прибор), точнее сказать, его тело и создает это событие, которое возникает на границе между телом как системой и ее окружением. Все зависит от различения, которое важно в данный момент для системы. В точке события происходит коллапс, необратимый процесс измерения-наблюдения. И исчезает разрыв, исчезает различение. Зазор между системой и миром заполняется телом-прибором. Делается своим. Но в отличие от классики и неклассики аутопойетическое познание, наделяющее смыслом жизнь, не замораживает навеки полученное событие, а осознает его относительность и условность. Автопоэтическая ситема обязана всегда чувствовать условия среды и в зависимости от них корректировать свое поведение настолько, насколько позволяет ее внутренняя структура и настолько, насколько они окажутся полезными в данный момент непрерывного творения и самотворения.

А.Бергсон считает память и восприятие чистой длительности общим свойством живых существ, а следовательно, и творчество является ключевым свойством всего живого. Бергсон предлагает рассматривать живое только в развитии и непрерывном становлении, и в этом он удивительно близок идеи автопоэзиса, особенно в понимании творческого развития жизни как открытого будущему самосозидания, т.е. существования через непрерывное изменение и самоизменение, опосредованного операцией непрерывного самосоотнесения (самореферентности). Согласно Бергсону, "то, что мы делаем, зависит от того, что мы суть: но следует прибавить, что в известной мере, мы суть то, что мы делаем, и что мы творим себя непрерывно. Это самосозидание является вдобавок тем более полным, чем лучше мы умеем размышлять о том, что мы делаем" [Бергсон, Творч. эволюц с.44] Существенную роль здесь начинает играть принцип самореферентности. В своих работах Матурана и Варела подробно разбирают, как изменение состояния организма способно повлечь новые изменения. При этом сохраняются основные отношения, обусловленные функциональной замкнутостью всей системы. На физиологическом уровне Матурана и Варела объясняют это явление субординацией между рецепторными и эффекторными поверхностями, определенные отношения между которыми должны оставаться неизменными. Любое изменение в области эффекторных поверхностей ведет к изменению в рецепторных поверхностях, которые в свою очередь влияют на первые. Этот процесс происходит непрерывно благодаря жесткой обратной связи. Таким образом, система остается операционально замкнутой при взаимодействии с внешней средой, оказывающей на систему, как пишет Матурана [Матурана, Язык и Интеллект с.111], лишь модулирующий эффект.

Живые системы преобразуют пространство и время, устанавливая аутопойетическую сеть. Автопоэтическая система, будучи самонаблюдаемой, своей деятельностью конституирует наблюдателя и вместе с ним те формы пространства и времени, которые важны для обеспечения непрерывности автопоэзиса. Существуя на основании самополагающего различия между системой и окружающей средой, автопоэтическая система конституирует также некое тело, на котором замкнуты все циклы непрерывых самосоотнесений. Таким образом, рождение наблюдателя – это рождение тела, взаимопревращающего пространство и время, заполняющего собой разрыв между живой системой и миром.

Автопоэтическая система идентифицирует себя на основании различия, на основании различия, на основании различий она конституирует наблюдателя. Конструкт-наблюдатель различает другие системы также на основании сходств и различий, априорно заложенных в него живой системой и фактически определяющих эпистемологическую оптику субъекта.

Опережая возможный вопрос о релятивизме и радикальном конструктивизме автопоэтического мышления, мы заметим, что действительно живая система является причиной самой себя, потому как в осуществлении деятельности, называемой научением и познанием, и состоит сама жизнь. Но умножение типов различений или, точнее сказать, способов видения, сосуществующих на основании принципов непрерывности, служит гарантом устойчивости и перформативности системы.

Попробуем вместе с А.Бергсоном еще раз задаться вопросом: как можно объяснить тот факт, что человек развертывает в протяженность собственные психические ощущения и тем самым выражает сугубо качественные явления в количественных величинах? Как писал Бергсон, "если вообще существует явление, которое может непосредственно предстать сознанию в виде количества или, по крайней мере, величины, то это бесспорно мускульное усилие" (Бергсон, Опыт непосредств. Дан. Созн. С.59) Так может быть тело человека и есть то первое пространство или протяженность?!

Складывается впечатление, будто время ведет свои записи на теле человека. Ощущение собственного тела происходит всегда в настоящем, т.к. тело, будучи точкой касания или соприкосновения с чистой длительностью, занимает всегда то положение во временном пространстве, которое отведено настоящему. Время оставляет следы своего течения не только на биологическом, но и социальном теле человека, поэтому социально-антропологические последствия эволюционности и историчности человеческого общества проявляются даже на уровне организации телесных практик.

Автопоэтический наблюдатель внедрен в познание всем своим телом и это уже не трансцендентальное тело, а тело, которое мы называем своим. Наделяя субъекта-наблюдателя своим (живым) телом, телесностью, мы можем видеть, как тело определяет его нишу взаимодействий, горизонт его восприятия, возможность познания, а значит конституирует его существование как в смысле "esse est percipi" Беркли, так и декартовского "cogito ergo sum".

Возвращенный в собственное тело разум историчен. Он открыт потоку времени и готов к непосредственному восприятию
.

Исследователь, вооруженный лишь бесплотным разумом, не только отчасти ограничен в изучении живого, развивающегося мира, но может быть даже опасен. В XX веке, как никогда ранее, экологичность и человекомерность познающего разума возникли как проблемы существования. Произошло осознание того, что познание не только активно, но и несет в себе непредсказуемость дальнейшего поведения системы. "Необходимо, чтобы научное мышление — мышление обзора сверху (de survol), мышление объекта как такового — переместилось в изначальное "есть", местоположение, спустилось на почву чувственно воспринятого и обработанного мира, каким он существует в нашей жизни, для нашего тела, — и не для того возможного тела, которое вольно представлять себе как информационную машину, но для действительного тела, которое я называю своим"(М.Мерло-Понти).

Человек, совершив гигантский цикл научного познания, не только вновь почувствовал, но и осознал "присутствие внешнего мира "на кончиках" наших пальцев", (Мерло-Понти). Рассуждая о феноменологии восприятия, Мерло-Понти обнаруживает телесность духа в солидарности наблюдателя и наблюдаемого. "Мир в конечном счете находится внутри нас, а не перед нами."(Мерло-Понти).

Мы постоянно возвращаемся к описанию нас самих. Описываем нас описывающими. Познаем познающими. Это не случайно, так как будучи сами сложными живыми системами, мы и наше сознание подчиняемся некоему единству принципов. "Разум человека и воспринимаемый объект включены в единый космический порядок" (В.Паули). Это наводит на мысль о неотделимости нас от нашего сознания. "Я"-индивид это не только мое тело, но и моя способность к познанию. "Я" — есть единство, которое сохраняет свою целостность, пока существует "не я". Динамическое равновесие сохраняется благодаря непрерывному поиску, диалогу, вопрошанию, различению и коммуникации с миром "не я". Благодаря коммуникации мы выходим за пределы собственной ниши взаимодействий. Не смотря на то, что мышление происходит внутри каждого индивида и в этом смысле оно уникально, коммуникация позволяет создать новую сеть взаимодействий, которая позволяет уже говорить о формировании субъективного многообразия.

Субъект – это точка настоящего и она же – точка разрыва. Этот зазор, превращенный в совокупность бинарных оппозиций, как то субъект-обект, найденное-сделанное, прошлое-будущее всячески устранялся в зависимости от преобладающей парадигмы. Он же являлся главным стимулом поиска все новых и новых схем объяснения. Как мы говорили, все эти мыслительные построения зависели от той формы субъективности, которая принималась за основу научным познанием.

Чтобы познать непонятное нужно сделать его своим. Для этого, словно ребенок, берущий в рот незнакомый предмет, ученый помещает исследуемый объект под наблюдение приборов, являющихся продолжением его органов чувств. Классический субъект был трансцендентальным и отдавал приоритет единству аперцепции и руководствовался онтологическим определением системы. Погруженный в непрерывное пространство и время, он снимал все зазоры. Неклассический субъект-наблюдатель был вынужден объяснить кажущийся зазор, связанный с необратимостью квантового явления и чувствительностью квантовой системы к условиям эксперимента рядом методологических принципов и реляционностью времени. Постнеклассический наблюдатель – это самореферентная система. Здесь уже не так легко заполнить зазор каким-нибудь одним событием или волновой функцией. Открытие хаоса и необратимости сделало событие фрактальным, недифференцируемым в каждой точке. Возможно здесь рушится вся старая схема бинарных оппозиций и на их место в реляционно-динамической концепции времени выходит коммуникация, как главный принцип непрерывности. Коммуникация, или диалог человека с миром и субъекта с субъектом. Принципом непрерывности является также принцип непрерывности автопоэзиса, конституирующего пространство и время автопоэтического наблюдателя.

Литература

1. Аршинов В.И. Когнитивные стратегии синергетики / В кн.: Онтология и эпистемология синергетики. М., 1997.
2. Кант И. Сочинения в 6 тт. Т. 3. М., 1964.
3. Ньютон И. Математические начала натуральной философии. М.: На-/ка, 1989.
4. Бергсон А. Творческая эволюция. М., 1998.
5. Пригожий И., Стенгерс И. Время. Хаос. Квант, М., 1995.
6. Фуко М. Слова и вещи, М., 1997.
7. Матурана У. Язык и Интеллект. М., 1996.
8. Бергсон А. Собрание сочинений. Т. 1. М., 1992.

4.02.2010

Интересное по этой теме: