Сейчас на сайте: 13
|
Конструктивистская эпистемология Ж. Пиаже
Вычленить из многочисленных работ Пиаже единую законченную теорию когнитивного развития - задача не из простых. За период свыше семидесяти лет Пиаже опубликовал восемьдесят восемь книг и сотни статей, отредактировал бесчисленное количество докладов по исследованиям, проведенным под его руководством. Его идейное творчество никогда не останавливалось в своем развитии, разветвляясь и выливаясь в новые формулировки, которые, в свою очередь, непрестанно обогащали и модифицировали то, что было уже высказано в более ранних работах. Все это привело к тому, что теперь требуются значительные усилия для того, чтобы отсортировать материал, оставшийся более-менее неизменным, от материала, претерпевшего изменения за прошедшие десятилетия. Тот, кто отваживается подводить итог идейному наследию Пиаже, основываясь на двух-трех его книгах, заведомо ограничивает себя весьма жесткими рамками. Это неизбежно ведет к неведению относительно смысловых подтекстов, разбросанных по другим его работам. К сожалению, уже к настоящему времени существует множество учебников по психологии, а также журнальных статей критической направленности, страдающих (несовершенством, однобокостью. В лучшем случае они дают неполное представление о теории Пиаже, в худшем же - тиражируют искажения его ключевых положений. Более того, многие обзоры и критические заметки, похоже, упускают из вида, либо просто игнорируют революционизирующее значение подхода в эпистемологии, который Пиаже развил в качестве фундамента своих исследований. Второе значительно серьезнее. Без осознания того, в чем именно Пиаже намеренно выходит за пределы традиций западной философии, невозможно придти к всеобъемлющему пониманию его теории познания и той модели, которую он построил для объяснения процесса детского научения.
Читать Пиаже нелегко. Несмотря на то, что он никогда не переставал восхищаться даром децентрации (decentration) - способностью отказываться от собственной позиции и принимать точку зрения другого - сам он, как автор, далеко не всегда стремится поставить себя на место своего читателя. У меня сложилось впечатление, что для него писательский труд, как и для многих оригинальных мыслителей, был частью процесса обдумывания собственных идей. Его неутомимые усилия выражать свои мысли в максимально возможной степени подробности не всегда способствуют читательскому восприятию. И все же, я никогда не сомневался в целесообразности попыток одолеть эти трудности, ибо именно они привели меня к такой точке зрения на человеческое познание, которую невозможно отыскать ни в каком другом месте.
В течение шести или семи лет я был поглощен исключительно Пиаже; кроме того, время от времени приходилось обращаться к его работам и в последующие двадцать лет. Тем не менее, мне хотелось бы подчеркнуть, что излагаемый здесь материал является общей картиной, составленной одним из дотошных читателей. Приведенная интерпретация, безусловно, не является ни единственно возможной, ни, тем более, официально принятой, хотя я сам нахожу ее довольно убедительной и крайне полезной во многих приложениях. Правда, менее субъективной она от этого не становится.
Существует не менее полдюжины концепций, которые должны быть тщательно проанализированы, если мы хотим добиться ясного понимания теории Пиаже. Любые интерпретации чужих концепций неизбежно носят предположительный характер. Никому не дано проникнуть в сознание другого, чтобы воочию проверить, какого рода концептуальные структуры ассоциируются у него с теми или иными словами. Как читатели Пиаже, мы можем только предполагать, какое значение данного слова имелось в виду при его употреблении автором. По мере того, как часто мы встречаем в его работах какое-либо слово, можно попытаться модифицировать или реконструировать наше представление о его значении в надежде добиться интерпретации, подходящей, если не ко всем, то, во всяком случае, к большинству случаев его употребления. В принципе, это задача герменевтики - искусства распутывать первоначальные значения текстов. Надо отдавать себе отчет в том, что здесь не может быть единственно возможных решений. Никакая попытка читателя закрепить за каждым словом постоянное значение, которое подходило бы для всех встречающихся контекстов, не ведет к какому-то одному абсолютному результату. С одной стороны, понятие пригодности неизбежно носит относительный характер, а с другой - оно базируется на предположении, что смыслы у одного и того же автора остаются неизменными. Такое предположение является крайне нежелательным в отношении автора, который, подобно Пиаже, использует одни и те же ключевые слова на протяжении десятилетий, несмотря на то, что в течение всего времени его мысль не прекращала эволюционировать. И все же я убежден, что в главном направление его поиска всегда оставалось неизменным. Интерпретации и дефиниции, приводимые мною здесь, надо рассматривать исключительно в свете тех работ Пиаже, и в особенности, в свете тех эпизодов, которые, на мой взгляд, являются центральными во всем его творчестве.
Биологическая прелюдия
Пиаже, вне всяких сомнений, явился в нашем столетии пионером конструктивистского подхода к проблеме познания. И как в 30-х годах, когда этот подход был разработан, так и в наше время, он остается оппозиционным по отношению к общепринятой точке зрения. Кроме всего прочего, этот подход у многих исследователей вызывает чувство дискомфорта, поскольку требует коренного пересмотра некоторых фундаментальных концептов, принимаемых как должное в течение не одной тысячи лет. К такого рода базовым категориям принадлежат понятия «реальности», «истины», интерпретация того, «что такое знание» и «как нам удается овладевать им».
Чтобы найти объяснение тому, каким образом Пиаже пришел к такому радикальному разрыву с западной философской традицией, прежде всего нам следует обратить внимание на первые шаги его интеллектуальной карьеры. Относительно излагаемой здесь версии мне хотелось бы подчеркнуть основную посылку, из которой я исхожу, - а именно то, что главной целью Пиаже было построение убедительной и ясной, насколько это возможно, модели развития и функционирования человеческого познания. Хотя с самого начала у него было четкое представление о том направлении, в котором он собирался двигаться, все же предвидеть все этапы он не мог. Развитие его модели не было прямолинейным, а напоминает скорее дерево, ветви которого увядают, в то время как центральный ствол продолжает развиваться. Именно поэтому я отбрасываю те высказывания в его ранних работах, которые, по-видимому, следует признать противоречащими более поздним текстам. (3)
В одном из нескольких своих автобиографических воспоминаний Пиаже пишет, что решил «посвятить свою жизнь биологическому объяснению проблемы знания» (Piaget 1952b, p.240). Важность этого заявления трудно переоценить. Объявить познание биологической функцией, вместо того чтобы считать его результатом надперсонального, вселенского, внеисторического разума, - значит пойти на радикальный разрыв с эпистемологической традицией в западной философии. Данный шаг немедленно приводит к смещению фокуса во взгляде на мироздание - от онтологического мира, в том виде, каков он мог бы быть, к тому миру, который переживается организмом на собственном опыте.
Насколько мне известно, между Пиаже и Якобом фон Юэкскюлем не было никаких контактов, все же в идеях этих двух мыслителей можно заметить определенной сходство. То, что немецкий биолог называл Merkwelt - миром чувствования и Wirkwelt - миром действия (von Uexkull and Kriszat 1993) содержится в представлении Пиаже о «сенсомоторном уровне». Оба автора находились под решающим влиянием мысли Канта о том, что, что бы мы ни называли знанием, в значительной мере, если не полностью, определяется способом восприятия и умопостижения, присущего познающему.
Вот как сам Пиаже говорит о цели предпринимаемых им усилий во введении к работе «Главное в Пиаже» («The Essential Piaget») (Gruber, Voneche 1977):
«Поиск механизмов биологической адаптации и анализ той высшей формы адаптации, которой является научная мысль, ее [адаптации] эпистемологическая трактовка - всегда было моей главной целью» (Piaget, в Gruber, Voneche 1977, p.xii).
Мысль о том, что процесс обретения знания «адаптивен», еще на рубеже столетий высказывалась Джеймсом, Зиммелем и другими, однако именно Пиаже заметил, что адаптация в когнитивной/концептуальной плоскости совсем не то же самое, что физиологическая адаптация биологического организма. Он осознал, что на когнитивном уровне адаптация не сводится к вопросу выживания или вымирания, а может быт понята как проблема концептуального равновесия. Таким образом, важно помнить, что всегда, когда Пиаже ни говорил бы об «этой высшей форме адаптации», речь идет о функциях сознания, а вовсе не о биологических механизмах, как при обычном употреблении данного термина.
Именно стремление раскрыть механизм познания обусловило интерес Пиаже к исследованиям детской психики. Наблюдая взаимодействия малышей и детей старшего возраста с их окружением, он намеревался установить проявления когнитивных процессов, с тем чтобы построить обобщенную модель познания в его онтогенезе. С точки зрения традиционной философии, единственное, что может получиться в результате таких попыток, это - не более чем «генетическое заблуждение», поскольку знание рассматривается как вневременное и неменяющееся и никак не может быть объяснимо на основе процесса своего развития. Таким образом, большинство философов чувствовало вполне оправданным просто игнорировать то, о чем говорил и писал Пиаже. В то же время, как в среде профессиональных психологов, так и широкой общественностью, Пиаже воспринимался только в качестве детского психолога на том основании, что многие его работы обращены к феноменологии детского развития. Не удивительно, что при таком восприятии делалось все возможное для того, чтобы втиснуть его идеи в рамки психологической традиции. По-видимому, именно такого рода усилия, зачастую неосознанные, послужили главной причиной громадного количества чудовищных искажений, которыми пестрит литература.
Активное конструирование
Типичный пример выглядит следующим образом. Довольно часто в своих работах (напр. 1937, р. 10; 1967а, р. 10; 1970а, р. 15) Пиаже утверждает, что, на его взгляд, знание возникает в результате активной деятельности субъекта, будь она физической или ментальной. Главное, что придает знанию организованность, - это целенаправленный характер данной деятельности:
«...Любое знание привязано к действию; знать объект или событие означает использовать его в той или иной деятельной схеме...» (Piaget 1967а, р.14-15),
«...Знание объекта подразумевает его включение в деятельную схему; это остается одинаково верным, как на наиболее элементарном сенсомоторном уровне, так и на всем пути, ведущем вверх к самым развитым логико-математическим операциям» (Ibid, р. 17).
Концепция «деятельной схемы» («action scheme») является центральной в теории познания Пиаже; далее я дам подробное ее объяснение. То, что многими исследователями ее суть понимается неверно, прежде всего, следует отнести на счет того, что Пиаже выводит ее из биологического понятия «рефлекса». Многими читателями деятельные схемы были непроизвольно истолкованы в неверном ключе - как механизмы типа стимул-реакция, что позволило представителям традиционной психологии чувствовать себя спокойно. Такой подход дает возможность классифицировать теорию Пиаже как «интеракционистскую», пусть в таком, безусловно, усложненном варианте, но все же не как революционную доктрину, ведущую к расшатыванию устоев веры в онтологические объекты реальной окружающей среды, с которыми живой организм вступает во взаимодействие. Такого рода неверно понятая позиция лишь подтверждает идею о том, что взаимодействие является источником знания для разумного организма, и что это знание в процессе дальнейших взаимодействий улучшается в том смысле, что более точно отражает окружающую среду. И, несмотря на то, что Пиаже довольно часто говорит именно о «конструировании», воспринимают его как своеобразного идиосинкразического теоретика процессов развития, чем, собственно говоря, и достигается сохранность спокойствия в умах психологов.
Однажды укоренившись, такая позиция могла бы быть расшатана разве что прямым противоречием. Однако, явные противоречия в рамках тех представлений о знании и мире, которые в течение веков установились на основе здравого смысла (обыденного сознания), обнаружить в работах Пиаже не просто. Когда бы он ни говорил, к примеру, что знание не следует мыслить как изображение, как копию реальности (а говорит он об этом часто), легко впасть в заблуждение, что речь идет о банальном указании на то, что картина мироздания когнитивного организма не может быть полной или лишенной каких-либо искажений. Любой реалист прочтет данный тезис именно так, вместо того, чтобы воспринять его как органическую часть общей позиции Пиаже о том, что знание по своей сути принципиально не может представлять собой иконического соответствия онтологической реальности.
Платформа Пиаже может быть кратко выражена словами: «Разум организует мир, организуя самого себя» (1937, р.311). Когнитивный организм формирует и координирует собственный опыт, трансформируя его тем самым в структурированный мир:
«То, что остается в результате - конструкция как таковая. И я не вижу никаких оснований для того, чтобы считать безрассудством следующее утверждение: сущность реальности в ее постоянном конструировании, а не в пребывании в качестве совокупности готовых структур» (Piaget 1970b, p.57-8).
Без учета этого революционного утверждения невозможно полностью разобраться практически ни в одной работе Пиаже. Тем более, что факт этот не очевиден, поскольку Пиаже чрезвычайно редко обращается напрямую к вопросу соотношения между знанием и реальностью, напоминая читателю о том, что в его модели «реальность» всегда обозначает опытный мир.
На протяжении всей долгой жизни вопрос построения приемлемой (viable) модели того, каким образом нам удается конструировать относительно стабильную и связную картину действительности из эмпирического потока, всегда оставался для Пиаже в фокусе научных интересов. И то, что ему удалось продвинуться в этом направлении гораздо дальше остальных, он обязан нескольким вещам, а именно: отказу принимать догматические объяснения, своей неиссякаемой энергии ставить все новые и новые вопросы, удачной встрече с талантливым сотрудником и экспериментатором в лице своей коллеги Бербель Инельдер, а также своей радикальной исследовательской установке, которую впоследствии он охарактеризовал словами:
«В конце карьеры лучше быть готовому к тому, чтобы изменить свои воззрения, чем, надоев всему миру, повторять самого себя» (Piaget, 1976b)4.
Начало
Пиаже начал свою карьеру исследователя намного раньше, чем большинство ученых. В 1907 году, когда ему едва исполнилось 11 лет, он провел серию наблюдений за воробьями-альбиносами, которые водились в парке недалеко от его дома в Нёшатель (Neuchatel). Небольшую заметку по поводу своих наблюдений он отослал в один из журналов по естествознанию. Заметку опубликовали, благодаря чему мальчику было позволено проводить часть своего внеурочного свободного времени совместно с мсье Годе (Godet), директором местного музея естествознания, помогая ему в сортировке коллекций. Живя на побережье озера Нёшатель, Пиаже уже успел развить интерес к пресноводным моллюскам, в то время как Поль Годе, по-видимому, являлся специалистом в этой области. Для юного Пиаже это стало превосходной школой.
В 1911 году, когда умер Поль Годе, школьник (как писал Пиаже в автобиографическом очерке) знал о моллюсках уже достаточно много для того:
«... Чтобы опубликовать без посторонней помощи (специалисты в этой области - редкость) целую серию статей о моллюсках Швейцарии, Савойи, Бретани, даже Колумбии. Иногда я попадал в забавные ситуации. Некоторые зарубежные «коллеги» хотели бы познакомиться со мной, но поскольку я был лишь школьником, то не смел предъявлять себя и вынужден был отклонять столь лестные приглашения. Директор музея истории естествознания Женевы, который опубликовал некоторые из моих статей в журнале "Revue Suisxe de Zoologie ", предложил мне место хранителя коллекции моллюсков в своем музее, на что я вынужден был ответить, что я пока не являюсь даже студентом и мне нужно еще два года для завершения учебы до получения степени бакалавра» (5) (Piaget 1952b, p.238-9).
Оглядываясь назад, можно сказать, что именно изучение моллюсков предопределило интеллектуальную карьеру Пиаже. В своих набросках об этих существах он отмечает, что их раковины различаются по форме в зависимости от места обитания - в стоячей или проточной воде. Яркий пример адаптации. Однако, перемещения моллюсков из одной среды в другую показали, что форма раковины является случаем не филогенетической, а, скорее, онтогенетической адаптации. Указанное различие настолько его заинтриговало, что всю оставшуюся жизнь Пиаже провел, изучая возможности живых организмов к онтогенетической адаптации, причем в своей наиболее впечатляющей форме - на человеческом уровне, как способность к познанию.
Конструирование опытной действительности
Поскольку теория Пиаже, как и любая другая, является теорией, сформированной познающим разумом, ее ключевые термины образуют тесно сплетенную концептуальную сеть, всегда оставаясь взаимосвязанными и взаимозависимыми. Поочередная изоляция каждого из них из общего контекста с целью определения и разъяснения его смысла -далеко не идеальный путь, ведущий к цели, тем не менее, другого способа я просто не вижу. Язык является линейным феноменом, вербальное изложение требует последовательной упорядоченности фактов, следующих один за другим, вне зависимости от того, каким сложным и запутанным является их взаимодействие в сознании автора или в процессе воспроизводства нашего собственного опыта. Указанная проблема нигде так ясно не высвечивается, как в фундаментальной работе Пиаже «Конструирование реальности в детском сознании» (Piaget, J. «La construction du reel chez I'enfant», Neuchatel, Delachaux et Niestle, 1937) - работе, одновременно служащей хорошим введением ко всей его теории.
В этой одной из ранних своих книг Пиаже предпринял попытку показать, что ребенок сам конструирует ту реальность, которую переживает на собственном опыте. И делает он это вне всякой связи с тем, допускаем мы или нет существование какой-либо независимой действительности. В книге, безусловно, детально не рассматривается процесс конструирования всех частных аспектов действительности ребенка, включающей маму, папу, любимые игрушки и ночной горшок; однако в ней показано, каким образом основные концепты, составляющие структурное ядро действительности каждого индивидуума, могут быть построены без предпосылки автономного существования этих структур. Именно это является краеугольным камнем концепции Пиаже и одновременно самым значимым ее отличием от всех традиционных теорий познания. Прямым следствием его максимы «знание есть высшая форма адаптации» является принципиальный отказ от трактовки процесса познания как генератора репрезентаций онтологической действительности, которую Пиаже заменяет другой трактовкой: познание - это инструмент адаптации, направленный на конструирование жизнеспособных (viable) концептуальных структур.
В процессе конструкционной активности первых двух лет жизни закладывается фундамент того, что впоследствии становится опытным миром ребенка: формируется остов для дальнейшего конструирования. По мере расширения жизненного опыта ребенка над фундаментом возводится один слой концептуальных конструкций над другим. Таким образом, какую бы мы ни взяли стадию развития, интроспективно проследить весь путь предшествующего ей конструирования практически невозможно, точно также как произвольно изменить представления, являющиеся непосредственным результатом данного конструирования.
Первые восемьдесят пять страниц «Конструирования реальности в детском сознании» посвящены описанию формирования (развития) понятия «объект». Процесс делится на две последовательные стадии. Результатом первой является формирование идеи объекта, представляющей собой не что иное, как скоординированные и объединенные сенсорные сигналы «перцептивного» типа, которые время от времени оказываются в один и тот же момент в поле восприятия («локусе» исходного материала, который Кант называл «многообразное» [англ, «manifold», нем. у Канта «Mannigfaltiges»]). (6) Порождаемые таким образом концепты могут быть охарактеризованы как шаблоны для реконструирования отдельных объектов всякий раз, когда возникают их сенсорные составляющие. Удачная композиция сенсорного материала впоследствии может служить в качестве пускового механизма для некой совокупности действий, ассоциированных с данным объектом. В таком случае наблюдатель мог бы сказать, что ребенок узнает объект, хотя на самом деле ребенок все еще может быть не в состоянии вызывать в своем воображении ре-презентации, т.е. визуализированные образы объектов при актуальном отсутствии соответствующего сенсорного материала.
Вторая фаза развития наступает после того, как ребенок достигает стадии «отложенных имитаций» (deferred imitation) (Пиаже определят это как шестую ступень сенсомоторного развития, обычно припадающую на период между восемнадцатым и двадцать четвертым возрастными месяцами). Отложенные имитации подразумевают способность ребенка воспроизводить последовательность физических действий в ситуации, когда персептивные события, изначально приведшие к установлению данной координации последовательностей, явно не присутствуют. Если же отложенное действие не ведет к моторной активности, а лишь концептуализирует координацию предварительно сконструированных объектов, то результатом является ре-презентация.
К сожалению, Пиаже только эпизодически произносит слово «ре-презентация» с дефисом (в своей работе «Формирование символа в сознании ребенка», 1945). На мой .взгляд, дефис является существенным элементом, поскольку семантическое использование данного термина Пиаже значительно отличается от его употребления современными философами. Для Пиаже ре-презентация - это всегда повторное проигрывание, либо по-другому, ре-конструкция по памяти прошлого опыта, но не изображение чего-то другого, не говоря уже о реальном мире.
Напрашивается сходство указанных двух фаз с процессом освоения лексики при изучении языка. Не важно, каков ваш уровень овладения языком, всегда найдутся слова, которые вы понимаете на слух или при чтении, но которые, тем не менее, остаются для вас недоступными во время вашего разговора или при письме. Вы узнаете их, но не можете спонтанно ре-презентировать (вос-произвести). В определенной степени это заметно в отношении первого (родного) языка, однако более ярко это выражено в отношении второго (иностранного) языка, когда способность читать - не затрагивающая трудностей произношения -оказывается более развитой, чем способность говорить.
Способность внутренне ре-презентировать объекты связана с процессом овладения языком и более прямым образом. Поскольку слова используются для непосредственного указания на ситуацию, в которой они произносятся, говорящий будет уверен, что его собеседник «понял» сказанное, если его ответная реакция оказывается совместимой с ожиданиями говорящего. Такой тип «понимания» проявляется, к примеру, в ситуации, когда собака садится, как только ее хозяин произносит команду «сидеть!». От собаки не требуется ре-презентации значения слова «сидеть». Условием выполнения команды является попросту ассоциация (связывание) собакой своего слухового опыта по восприятию звукового паттерна данного конкретного слова с конкретным действием сидеть. Напротив, если я говорю «вчера вечером в парке я сел на влажную скамью», вы, как и любой другой собеседник, говорящий по-английски, не станете реагировать, прибегая к конкретным действиям, а произведете мысленную ре-презентацию некоего прошлого опыта, который, на ваш взгляд, соответствует смыслу предложения. Это означало бы, что мое произнесение слова было бы понято как последовательность символов, которые следует интерпретировать концептуально, а не как сигнал, ассоциированный с физической реакцией в качестве ее триггера, (см. Glasersfeld 1987).
Способность к порождению ре-презентаций объектов является одной из двух существенных составляющих в формировании феномена «постоянства вещей». По-видимому, это онтогенетически первый контекст, в котором зарождаются ре-презентации. Позднее он становится необходимым условием для важнейших аспектов концептуальной активности, таких как умение представлять гипотетические ситуации, гипотетические цели, гипотетические помехи, а также воссоздавать рефлективные абстракции из опытного материала, который на самом деле никогда не переживался на сенсомоторном уровне. К этому вопросу я еще вернусь в главе, посвященной рефлексии и абстракции.
Самотождественность
Второй существенной составляющей в конструировании перманентно пребывающих объектов является понятие самотождественности (individual identity). Условием формирования категории самотождественности служит операция сравнения - сравнения между переживаемой опытной данностью и ре-презентацией объекта, что в результате и порождает классификации различия и одинаковости. Понятие самотождественности усложняет положение вещей тем, что допускает конструирование двух видов одинаковости. С одной стороны, существует одинаковость двух эмпирических объектов, которые считаются тождественными по всем сравниваемым параметрам (как это происходит при ассимиляции); назовем это «эквивалентностью». С другой стороны, можно говорить об одинаковости двух опытных данностей, определяемых нами как эмпирические проявления одного и того же объекта.
Различие между конструированием эквивалентности как основы для классификации, с одной стороны, и конструированием перманентности как основы для установления самотождественности, с другой, является результатом смыслового расщепления понятия «прочности» («perdurance»). (7) В первом случае определенная совокупность характеристик, служащая основой для дифференциации некоей опытной данности - в качестве единой группы - от всех других конструктов, абстрагируется и сохраняется (с приданием ей определенного рода прочности) в сознании для использования в будущем. По сути, она составляет тот первичный шаблон, прототип, к которому дальнейшие опытные события могут присоединяться (ассимилироваться) в качестве членов данного класса. Указанная процедура служит основой для всякого рода классификаций и категоризации.
С другой стороны, концепция «объектной перманентности» является производной абстракцией из понятия одинаковости второго типа. Она характеризует ситуацию, когда ребенок начинает осознавать предмет, перцептивно конструируемый в данный момент, как тождественный (тот же самый) тому, что воспринимался некогда ранее. (8) С этого времени свойство прочности атрибутируется объекту вне зависимости от того, переживается ли он актуально как опытная данность или нет. Соответственно, отныне ребенок может говорить о его «существовании».
В качестве неотъемлемого элемента понятие самотождественности участвует в конструировании некоторых других базовых концепций, таких как состояние, изменение, процесс, движение, пространство, причинность, а также время. Каждой из трех последних концепций Пиаже уделил отдельную главу в своей работе «Конструирование реальности в детском сознании» (1937). Только путем интеграции в единое целое указанных трех глав с материалом первой части книги можно прийти к осознанию глубинной связи всех трех концепций. По сути дела, они являются не чем иным, как конструктивистским замещением Кантовских «категорий», имеющих априорный характер.
Чтобы быть способным утверждать, что объект, воспринимаемый в данный момент, является тем же самым, что и наблюдавшийся некогда ранее в эмпирическом потоке субъекта, становится необходимым научиться мыслить данный объект таким образом, как будто бы он укоренен (perduring) где-то по ту сторону опытного поля. Некая область, в которой объекты могли бы пребывать в промежутках времени между их актуальным восприятием, составляет сущность того, что я назвал «прото-пространством». Данное пространство, не имеющее пока ни строения, ни измерений, служит лишь в качестве временного хранилища тех объектов, которые могут быть ре-презентированы, но в данный момент не выказывают никакого проявления. Именно в этом пространстве ребенок конструирует свой внешний мир.
Как только формируется прото-пространство, в котором одни объекты ожидают своей очереди на внимание к себе, пока другие не покидают пределы эмпирического потока, тут же конструируется «прото-время» - как условие непрерывности, позволяющее ожидающим предметам сохранять самотождественность. Таким образом, взятые вместе, прото-пространство и прото-время конституируют единый континуум, к которому мы обращаемся, когда используем такие слова обыденного языка, как «существование» или «бытие». Должно быть совершенно ясно, что такого рода континуум является абстракцией одного из аспектов нашего опытного мира и никоим образом не подразумевает абсолютной онтологии, столь желанной для традиционных философов.
В последней главе «Конструирования реальности в детском сознании» Пиаже затрагивает проблему субъект-объектных отношений, терзающей умы западных философов со времени своего возникновения. И здесь, как и во многих других местах, чрезвычайно важно помнить о том, что автор имеет дело с генетической эпистемологией, т.е. с онтогенезом знания, но не с онтологией или метафизикой сущего. Пиаже предполагает наличие познающего организма, и что этот организм постепенно обособляет себя от всего того, что ему удается в ходе своей опытной деятельности автономизировать и категоризовать как «внешнее». Вот как он кратко характеризует этот процесс в одной из более поздних работ:
«...К концу данного [сенсомоторного] периода, т.е. когда положено начало языку и мышлению, он [ребенок] становится сам для себя лишь одним из элементов, целостностей в мире других целостностей, который он сам постепенно сконструировал и который отныне будет воспринимать как внешний по отношению к ce6e»(Piaget 1967b, p.9).
То обстоятельство, что Пиаже не отделяет процесс непосредственного конструирования абстрактной модели, объясняющей когнитивное развитие, от тщательных наблюдений и простых, но в то же время изобретательных экспериментов с детьми, по-видимому, послужило причиной неверного фокусирования многими читателями (в особенности, психологами, мыслящими по более традиционным схемам) своего внимания на эмпирических деталях, а не на строительных блоках концептуального здания, построенного Пиаже. Результатом этого явился поток литературы по теории когнитивного развития Пиаже, которая в значительной мере игнорирует его эпистемологические предпосылки, что, в свою очередь, ведет к неверной интерпретации смысла самих экспериментов: как критериев соответствия, а не как процессов концептуального конструирования.
Ассимиляция
Два термина- ассимиляция и аккомодация - являются ключевыми в теории Пиаже, и в то же время обоим этим терминам чаще всего придается неверный смысл. Зачастую ассимиляцию описывают как «процесс, в результате которого изменчивые элементы окружающей среды инкорпорируются в структуру организма» (Nash 1970). Такое понимание является неверным, поскольку подразумевает, будто бы функцией ассимиляции является перенесение некоего материала из окружающей среды в организм. В моей интерпретации ассимиляция, напротив, должна пониматься как обработка нового материала в качестве чего-то уже известного (познанного). Определение самого Пиаже можно отыскать во многих его работах. В качестве примера привожу следующее:
«...Никакое поведение, даже если оно является новым для данного индивида, не может рассматриваться как абсолютное начало. Оно всегда привязано к предшествующим схемам, будучи, таким образом, равносильным ассимиляции новых элементов ранее сконструированными структурами (врожденным, как в случае рефлексов, либо приобретенным ранее)» (Piaget 1976a, р. 17).
Когнитивная ассимиляция имеет место в тех случаях, когда познающий организм пытается приспособить переживаемое им событие к уже имеющимся концептуальным структурам. Конкретной механической моделью ассимиляции может служить принцип работы старомодных сортировальных машин, использующих перфорированные карты. Если такой машине предоставить пакет карт для сравнения с модельной картой, имеющей, скажем, три определенных отверстия, то она будет отбирать все карты, имеющие точно такие же отверстия вне зависимости от любых других отверстий, которые могут быть выбиты на этих картах. Машина не приспособлена к восприятию этих других отверстий и, следовательно, идентифицирует все отобранные карты как эквивалентные установленной модели. Тем не менее, наблюдатель, который способен видеть другие отверстия, мог бы констатировать, что машина ассимилирует все эти карты согласно исходной модели. Машина не занимается активным отбрасыванием других отверстий, она их просто не воспринимает.
Само слово «ассимиляция» Пиаже заимствовал из биологии. Если некто ест яблоко, то можно утверждать, что его тело это яблоко ассимилирует. Это не означает, что съеденное яблоко каким-то образом модифицируется, чтобы соответствовать структурам организма. Только определенные химические соединения, содержащиеся в яблоке, распознаются организмом в качестве полезных и извлекаются из него, в то время как остальные игнорируются и отбрасываются, оставаясь незамеченными. Таким образом, в биологической модели ассимиляция - это действительно обретение элементов окружающей среды - питательных веществ, либо других химических компонентов. Однако это не совсем так в когнитивной теории Пиаже, для которой был заимствован данный термин и в которой оперативные процессы - это не физическое перемещение, а восприятие и/или мышление.
Как только это становится понятным, мы приходим к модели, существенно отличающейся от традиционной, согласно которой ощущения «передают информацию или данные воспринимающему ее организму». Обратившись к определению Пиаже, можно сказать: когнитивный организм воспринимает (ассимилирует) лишь то, что укладывается в уже имеющиеся структуры. Безусловно, такая точка зрения отвечает позиции наблюдателя и имеет одно важное следствие. В процессе ассимиляции организм остается в неведении относительно всего того, что им было проигнорировано ввиду несоответствия концептуальным структурам.
Поскольку ни одно событие в течение жизни организма никогда не повторяется в точности, очевидно, что во многих случаях свойство не замечать различия имеет свои преимущества (т.е. оказывается адаптивным). Особенность такой точки зрения, снова таки, с позиции наблюдателя, состоит в том, что процесс адаптации кажется проходящим в направлении, противоположном тому, который считается общепринятым: восприятие модифицирует воспринимаемый материал таким образом, чтобы он соответствовал концептуальным структурам организма, в то время как, согласно общебиологической логике, естественный отбор модифицирует строение организма, отталкиваясь от ограничений, накладываемых на него окружающей средой. Такое кажущееся извращение процесса адаптации выглядит странным для тех, кто считает, что организм воспринимает объекты как таковые откуда-то из независимой реальности. С точки зрения конструктивизма адаптация вовсе не подразумевает какой-либо адекватности внешнему миру вещей-в-себе, а лишь улучшение состояния равновесия данного организма, т.е. то, как он укладывается в рамки собственного опыта. Этот аспект является ключевым для всей конструктивистской модели, и мы еще вернемся к нему.
Ассимиляция - это всегда редукция нового опытного материала к уже существующим сенсомоторным и концептуальным структурам. Такое положение вещей неизбежно приводит к вопросу о том, каким образом и почему вообще научение должно иметь место. В этом вопросе Пиаже также часто остается неправильно понятым, главным образом, ввиду того, что многие интерпретаторы, похоже, просматривают тот факт, что Женевская школа употребляет термины «ассимиляция» и «аккомодация» в своем собственном особом контексте, порожденном введением Пиаже понятия «схемы» (9).
От рефлексов к теории схем
Нигде в работах Пиаже мне не удалось отыскать целостного изложения того, что я решил обозначить как «теория схем». Тем не менее, тот факт, что такого рода теория является одним из основных, связующих компонентов всего образа мысли Пиаже, прослеживается в большинстве его работ после 1935 года (Piaget 1937, 1945, 1967а). Как отмечает Бербель Инельдер в своей недавней книге: «Понятие схемы (scheme) всегда было источником различных интерпретаций» (Inhelder, de Caprona 1992, р.41). Безусловно, я не могу считать свою интерпретацию единственно возможной, тем более, единственно «верной», однако, на наш взгляд, она оказывается наиболее подходящей, в особенности при анализе моделей обучения в математике и физике.
Концепция схем Пиаже во многом происходит из биологического контекста. Наблюдения за собственными тремя детьми позволили Пиаже достаточно хорошо ознакомиться с рефлекторной активностью. Тот факт, что многие рефлексы и фиксированные модели поведения полностью действенны уже у новорожденных - еще до того, как какое-либо научение станет возможным, - говорит об их предопределенном характере, т.е. об их генетической детерминированности. В учебниках по биологии эти модели описываются как последовательность двух событий: стимула и ответа, либо триггера и поведенческого паттерна.
Стимул --> Ответ (Активность)
С самого начала интересы Пиаже были сфокусированы на процессах адаптации. Таким образом, он четко осознавал, что, чтобы стать одной из генетически детерминированных характеристик вида, активностная схема неизбежно должна была пройти через естественный отбор. Можно утверждать, что те организмы, которые демонстрируют рефлекторную активность (являющуюся следствием случайных мутаций), обязательно должны иметь некое критическое преимущество по сравнению с теми, которые ею не обладают. Понятно, что это преимущество обеспечивается не самой активностью как таковой, а ее последствиями. Таким образом, Пиаже перестроил рефлекторную модель в трехчастную: воспринимаемая ситуация, активность, ассоциированная с ней, а также результат активности, который каким-то образом оборачивается преимуществом для действующего организма.
Примером может служить коренной рефлекс (свойство новорожденного поворачивать голову и искать сосок в ответ на прикосновение к щеке), который должен был определять какие-то преимущества в процессе питания. Индивидуумы, лишенные такой автоматической реакции, не «укоренялись» в материнскую грудь, получая недостаточное количество молока, что приводило к выбраковке их естественным отбором.
Беря за основу трехчленную модель рефлекса, достаточно отказаться от тезиса его генетической врожденности, чтобы она стала приемлемой для объяснения познания. Такой подход, на мой взгляд, был продиктован простым наблюдением того, что, по крайней мере, у высших животных, большинство фиксированных моделей поведения новорожденных не является настолько фиксированным, как это изначально подразумевается в учебниках биологии. У гуманоидов, к примеру, коренной рефлекс имеет тенденцию к исчезновению, если способ кормления претерпевает изменения. Таким образом, с равным успехом рефлекторная модель может быть применена в качестве объяснительного инструмента также в области развития когнитивных паттернов поведения и мышления, которые никоим образом не являются генетически детерминированными. В отношении организма (если не выходить за пределы его собственной точки зрения), это становится «активностной схемой» и базовым принципом сенсомоторного научения.
1
2
3
Воспринимаемая ситуация
>
Активность
>
Преимущество либо
ожидаемый эффект
Модель активностной схемы.
Такого рода обновленная интерпретация может быть определена путем некоторых замен в терминологии; указанные три части я решил обозначить следующим образом:
Распознавание данной ситуации;
Специфическая активность, ассоциированная с данной ситуацией; и
Предвидение того, что данная активность приведет к определенному, ранее пережитому результату.
Данная трехчастная модель, как я полагаю, является ключевой для адекватного понимания процессов ассимиляции и адаптации.
«Распознавание» (часть 1) всегда является результатом ассимиляции. Эмпирическая ситуация распознается как исходная, пусковая точка данной схемы в том случае, если она удовлетворяет условиям, которые были зафиксированы в прошлом опыте. С точки зрения наблюдателя, переживаемая ситуация может иметь всякого рода отличия по сравнению с прошлыми подобными ситуациями, служившими триггерами активности, однако ассимилирующий организм (к примеру, ребенок) не принимает эти различия во внимание. Если опытная ситуация удовлетворяет какому-то минимуму ранее определенных условий, она запускает ассоциированную с ней активность.
Аккомодация
Активность (часть 2) приводит к результату, который организм будет пытаться ассимилировать в имеющуюся картину ожиданий (часть 3). Если организму это не удается, развивается ситуация возмущения (perturbation) (Piaget 1974a, p. 264). Возмущение, выражаемое обычно разочарованием или удивлением, приводит к разнообразным случайным действиям, одно из которых может оказаться наиболее предпочтительным: в том случае, если еще удается сохранить общую модель ситуации 1, она может быть пересмотрена, но не как элемент запуска, а как комбинация сенсорных элементов. Такого рода ревизия может привести к обнаружению тех характеристик, которые ранее не принимались во внимание в процессе ассимиляции. Если непредвиденный результат активности окажется разочаровывающим, то в ответ на это те или иные вновь замеченные характеристики могут перестроить паттерн распознавания и тем самым изменить условия, которые будут инициировать данную схему активности в будущем. Однако и в том случае, если непредвиденный результат окажется благоприятным или интересным, также может быть сформирован измененный паттерн узнавания с включением в него новых характеристик, что, в свою очередь, приведет к конституированию новой схемы. В обоих случаях будет иметь место акт научения, т.е. речь идет именно об «аккомодации». Аналогичным образом происходит аккомодация в тех случаях, когда непредвиденные отклонения затрагивают само действие.
Понятие схемы Пиаже далеко не так просто в понимании и не может быть адекватно интерпретировано без осознания того факта, что, как ассимиляция, так и аккомодация имеют субъективный характер и полностью зависят от таких состояний данного конкретного познающего агента, которые невозможно наблюдать непосредственно.
Главное значение ассимиляции состоит в том, что она позволяет агенту осуществлять целенаправленное действие даже тогда, когда, с точки зрения наблюдателя, запускающая ситуация (триггер) является не точно такой же, как в предыдущих случаях. Если цели достигнуть не удается, то последующие возмущения ведут к аккомодации. Тогда, либо новое ограничивающее условие добавляется в исходный процесс распознавания с тем, чтобы предотвращать в будущем инициацию активности «непродуктивными» исходными ситуациями; либо, если случится так, что непредвиденный исход действия окажется благоприятным, добавочное условия может привести к обособлению новой схемы от старой. В последнем случае новое условие обретает центральное значение в паттерне распознавания вновь образованной схемы.
Существует, однако, дополнительная сложность. Распознавание результата активности (3), снова-таки, зависит от определенного паттерна, который был сформирован агентом ранее, с тем чтобы быть в состоянии распознавать результаты предыдущей опытной данности. То есть, указанный процесс, снова-таки, не обходится без актов ассимиляции.
Следуя выводам данного анализа, было бы ошибкой утверждать (как это делается во многих учебных пособиях), что аккомодация - это просто оборотная сторона ассимиляции. Согласно моей интерпретации теории схем, аккомодация имеет место только в тех случаях, когда схема не приводит к ожидаемым результатам. Таким образом, в большей мере она определяется общим контекстом непосредственно ненаблюдаемых ожиданий самого когнитивного агента, чем тем, что с позиции наблюдателя может быть охарактеризовано как сенсорный «вход».
Размышления об аккомодации поднимают вопрос о том, каковыми являются те исходные ситуации, которые ответственны за последствия пертурбаций, являющихся результатом актуализации активностных схем ребенка, и которые приводят к процессу научения. На сенсо-моторном уровне конструируемые ребенком перманентные объекты, а также регулярные взаимодействия с ними воспроизводят многочисленные возможности для расширения и совершенствования сети ак-тивностных паттернов, которые, собственно, и составляют «физический» мир. Однако, опытная данность ребенка также включает в себя других людей, постоянное взаимодействие с которыми является более эффективным источником возмущений и следующих за ними аккомодаций. Пиаже многократно подчеркивал, что наиболее частой причиной аккомодации служит взаимодействие - особенно в виде языкового общения - с другими людьми. Тем не менее, его часто критикуют за то, что он якобы уделяет недостаточно внимания социальным аспектам. Критики обычно настаивают на том, что взрослые или учителя передают знания детям, ученикам путем прямого общения с ними, что определенные формы знания являются изначально присущими данному обществу и передаются непосредственно от социума к индивидууму. Однако механизм, посредством которого была бы возможна такого рода передача знания непосредственно от личности к личности, так и не был предложен. (Тезис о том, что язык сам по себе не может выполнят такую функцию, разбирался с опорой на анализ де Соссюра в предыдущей главе и более подробно будет рассмотрен в главе 7)
Концепция равновесия
Понятие аккомодации позволяет развить довольно оригинальную теорию научения, в основе которой лежит концепция «равновесия» - концепция, в общем смысле подразумевающая компенсацию (элиминацию) возмущений. Именно интерес Пиаже к концепции равновесия, проявившийся в более поздних работах, послужил причиной его обращения к кибернетике (см. Cellerier et al. 1968; Piaget 1977b).
Любая система управления, основанная на принципе обратной связи, имеет своей целью элиминацию возмущений, отклонений от некоей заданной константной величины. Таким образом, понятие гомео-стаза является центральным в инженерии систем управления. Что же касается когнитивного контекста, то с самого начала Пиаже ясно показал, что в данном случае удерживаемые константными величины не должно быть строго фиксированными, как, к примеру, заданная температура термостата или уровень сахара в крови человека. Скорее - это соотношение между изменяющимися величинами (нечто подобное равновесию, удерживаемому велосипедистом), либо регулярное изменение некоторой функции.
Когнитивное развитие может быть охарактеризовано как расширение равновесия (equilibration majoranle). Под этим термином Пиаже подразумевал увеличение амплитуды отклонения, с которым организм в состоянии справиться. Один из аспектов данного понятия расширения равновесия представляет особый интерес для философии науки, а также, в чем я уверен, для ее преподавания. Каждый раз, когда когнитивному субъекту удается справиться с очередным возмущением, становится возможный ситуация, при которой аккомодация, приведшая к восстановлению данного равновесия, одновременно ведет к формированию концепции или операции, которая оказывается несовместимой с концепциями или операциями, установленными ранее и оказавшимися пригодными (viable) для компенсации других пертурбаций. Как только такого рода несоответствие актуализируется, оно само становится причиной возмущения, но на более высоком концептуальном уровне, а именно на уровне, на котором происходит рефлективная ревизия имеющихся в наличии схем. Таким образом, для восстановления желаемого равновесия после возмущения на высшем уровне могут потребоваться перестройки на нижнем уровне.
История науки полна примеров подобного рода. Так, скажем, в настоящее время теоретические физики взволнованы (are perturbed) тем фактом, что модель, базирующаяся на концепции волн, хорошо подходит для объяснения феноменологии света при определенных условиях, однако несовместима с корпускулярной теорией, которая, по всей видимости, в такой же мере является необходимой для объяснения результатов экспериментов другого рода.
Существует еще один аспект равновесия, который, не будучи явно сформулированным Пиаже, все же просматривается в установлении им того факта, что наиболее частыми поводами к аккомодации служат взаимодействия с другими людьми. Точно также как аккомодации элиминируют пертурбации в среде концептуальных структур данного индивидуума, они в равной степени устанавливают равновесие и в поле социальных взаимодействий. Если бы Пиаже в свое время уделил этим имплицитным выводам больше внимания, поверхностной критики о том, что его модель игнорирует социальную составляющую, в большинстве случаев удалось бы избежать.
Как видно уже из такого краткого изложения, теория схем, как и любая другая научная конструкция, подразумевает наличие определенных предпосылок. Соответственно, предполагается, что когнитивный организм должен обладать следующим минимумом свойств:
Способностью и, более того, тенденцией устанавливать циклы, повторы (recurrences) в общем эмпирическом потоке.
В свою очередь, это влечет за собой необходимость, по крайней мере, еще двух особенностей: памяти, способности восстанавливать (ре-презентировать) опытные события, а так же способности сравнивать, производить оценку в терминах одинаковости и различия.
Предполагается, что организм «предпочитает» некоторые переживаемые события другим; т.е. опыт должен иметь какую-то первичную ценность.
Именно благодаря данным предпосылкам теория Пиаже была отрицательно воспринята многими психологами двадцатого века, которые тщательно пытались избегать любых ссылок на концепции рефлексии, целенаправленности и ценности.
Научение
Теория научения, выкристаллизовывающаяся из работ Пиаже, может быть суммирована следующим образом: когнитивные изменения (научение), происходящие в том или ином направлении, имеют место тогда, когда активностная схема вдруг не приводит к ожидаемому результату, а вместо этого становится причиной возмущения; возмущение же, в свою очередь, - причиной аккомодации, восстанавливающей нарушенное равновесие.
Таким образом, можно утверждать, что и процесс научения, и то знание, которое он порождает, носят инструментальный характер. Как и в случае других интерпретаций теории Пиаже, здесь, снова-таки, важно не делать опрометчивых выводов и не упрощать положение вещей. Теория Пиаже имеет дело с двумя видами «пригодности» («viability»), по сути дела - с двойным инструментализмом. На сенсо-моторном уровне соответствующие активностные схемы играют роль инструментов в достижении организмами установленных целей, т.е. помогают поддерживать сенсорное равновесие и выживать в процессе взаимодействия с миром опытной данности. На уровне же рефлективных абстракций инструментализм активностных схем выражается в том, что они помогают организму сформировать более-менее когерентную структурную сеть концепций, отражающую те пути мышления и активности, которые, с точки зрения текущего момента, оказываются подходящими. Жизнеспособность концепций на этом высшем, более абстрактном уровне не измеряется ценностью их практических приложений, а определяется соответствием, непротиворечивостью максимально широкой концептуальной сети. Это обстоятельство, по существу, отклоняет частые жалобы на то, что конструктивизм недооценивает практическое значение науки. Первый и самый главный критерий пригодности на данном, втором уровне может быть обозначен по аналогии с тем, что философы науки определяют как «когерентная теория истины» - теория, основанная на концептуальной совместимости. Что касается других критериев, применяемых для оценки научных или философских моделей, таких как легкость в обращении, экономичность, простота, или то, что математики называют «элегантностью», то они могут быть использованы при выборе среди моделей и теорий, которые при одних и тех же обстоятельствах оказываются одинаково жизнеспособными.
Первый тип инструментализма может быть назван «утилитарным» (это тип, которым философы обычно пренебрегают); второй, относящийся к концептуальной когерентности, всецело принадлежит к области познания и в таковом качестве представляет определенный философский интерес. Данный тип подчеркивает тот радикальный сдвиг в теории познания, который делает противоречивую концепцию «Истины», требующую неосуществимых онтологических проверок, просто ненужной.
Шаг, согласно которому принцип соответствия онтологической действительности замещают на принцип жизнеспособности в мире опытной данности, относится к области индуктивного знания и не оказывает влияния на дедуктивные выводы в логике и математике. С точки зрения Пиаже, достоверность выводов в данных областях определяется ментальными операциями, а не результатами действия схем на сенсомоторном уровне (см. Beth и Piaget 1961; Glasersfeld 1985).
Что касается области концептуального научения, то здесь мне хотелось бы обратить внимание на один пункт, который обсуждается довольно редко. Как только становится возможным ре-презентировать и объединять элементы опыта, формируя из них гипотетические ситуации, которые актуально никогда не переживались, тут же появляется возможность и для проведения мысленных экспериментов любого вида. Такие эксперименты могут начинаться с простых вопросов типа: что произошло бы, если бы я сделал то-то и то-то? и приводить к постановке наиболее изощренных абстрактных проблем в физике и математике. Помимо того, что их результаты могут быть приложимы, и весьма успешно, на практике, сами по себе мысленные эксперименты составляют сущность, пожалуй, наиболее мощного инструмента в сфере познания.
Различные типы абстракций
Сквозь все работы Пиаже красной нитью прослеживается разграничение между «фигуративным» («figurative») и «оперативным» («operative»), и далее - между (физическим) «действием» («acting») и (мысленным) «оперированием» («operating»). Данные разграничения играют чрезвычайно важную роль в теоретической позиции Пиаже.
«Фигуративное» принадлежит к сенсорной области и включает в себя ощущения, возникающие при движении (кинестезия), в процессе внутреннего метаболизма (проприорецепция), а также те комбинации сенсорных данных, которые возникают в результате перцепции. «Действие» относится к активности на данном сенсомоторном уровне и может быть наблюдаемо, поскольку включает в себя сенсорные объекты и физические движения. Любая абстракция, составленная из паттернов тех или иных специфических сенсорных и/или моторных сигналов, является тем, что Пиаже называет «эмпирическим»: Объекты-концепты, которые ребенок конструирует путем ассоциативного объединения сенсомоторных сигналов, являются, таким образом, «эмпирическими абстракциями».
В противоположность «фигуративному», любой результат мысленного конструирования, который не зависит от конкретного сенсорного материала, и который определяется действием субъекта, является, согласно терминологии Пиаже, «оперативным». Следовательно, «оперирование» - это всегда оперирование в сознании и, как таковое, наблюдаться не может. Какие бы результаты ни возникали в ходе данных ментальных процессов, все они будут называться «рефлективными абстракциями»12. Материал, из которого эти абстракции формируются, состоит из операций, которые выполняет сам мыслящий субъект. В данном случае просматривается четкая аналогия с тем, что Локк называл «вторичным источником идей».
Одно из следствий рефлективной абстракции играет особую роль при концептуальной организации нашего опытного мира. Как только в процессе мыслительной активности произойдет узнавание и вычленение некоей базовой процедуры, которая в прошлом привела к формированию жизнеспособных активностных схем и концептов в мышлении, - тут же данная процедура может быть применена сама к себе. Проще это выглядит следующим образом. Конструирование объектных концептов и схем всегда носит индуктивный характер. Путем эмпирической абстракции сенсорные проявления, которые возникают вновь и вновь в ходе переживаемых ситуаций, удерживаются и группируются с последующим формированием более-менее устойчивых паттернов. Эти паттерны можно считать жизнеспособными на том основании, что они служат для ассимиляции новых опытных данных таким образом, что удается сохранять, либо постоянно восстанавливать нарушенное равновесие. Такая простейшая форма индукции, а именно, принцип «удержания того, что успешно сработало в прошлом», может быть абстрагирована и обращена сама на себя: поскольку индуктивная процедура оказалась успешной, очевидно, ситуации, в которых она могла бы быть применена, должны нести определенные преимущества. Таким образом, мыслящий субъект, достигший благодаря рефлективной абстракции данной степени ментального развития, и, не будучи при этом поглощенным решением какой-либо текущей проблемы, вполне вероятно, воссоздаст в своем воображении материал, из которого вновь генерирует рефлективные абстракции, пригодные для некоторых ситуаций в будущем. Этот процесс может осуществляться как на материале, актуально присутствующем в опытной данности, так и происходить в форме мысленного экспериментирования с воображаемыми элементами.
Как только мы разграничиваем области оперативного и фигуративного, становится ясным, что концепция постоянства объектов - это рефлективная, а не эмпирическая абстракция. Она является следствием оперативного мысленного конструкта - самотождественности, а не происходит из сенсомоторного материала.
Непонимание или недостаточное понимание указанного различия приводит к постоянным спорам в отношении широко известных опытов Пиаже. К примеру, неоднократно демонстрировалось, что не только ребенок, но и многие животные могут быть обучены реагировать на появление данного объекта точно таким же образом, как они реагировали до его исчезновения из поля зрения. Это указывает на то, что субъект сформировал концепт данного объекта (функция фигуративного плана), однако не может, вопреки частым утверждениям, служить доказательством концепции постоянства объектов (которая является функцией оперативного плана). Чтобы вторая точка зрения оказалась верной, необходимо было бы показать, что 1) организм верит в то, что данный объект «существует» где-то вне опыта, и 2) организм способен воспроизводить ре-презентацию (т.е. визуальный образ) объекта, даже когда тот не находится в его актуальном перцептивном поле (13).
Фундаментальное различие между эмпирическим подходом традиционных психологов и подходом Пиаже состоит в том, что первые фокусируют свое внимание на наблюдаемом поведении и активности, в то время как Пиаже - на результатах рефлективных абстракций, т.е. на ментальных операциях. Поскольку эти операции непосредственно наблюдать невозможно, допускается лишь их вывод из наблюдений. Как правило, такие выводы не делаются на основании одного единственного наблюдения, а требуют целой последовательности событий на протяжении определенного времени.
Практически любое обращение к ментальным операциям затрагивает глобальную проблему - проблему сознания. В теории Пиаже она возникает в самых разнообразных аспектах, хотя бы уже потому, что все четыре свойства, перечисленные мною в качестве предпосылок, по-видимому, имеют место лишь в контексте сознания, по крайней мере, на высших стадиях когнитивного развития. Некоторые операции в модели Пиаже требуют для своего проявления контроля со стороны сознания, в других случаях такого контроля не требуется. И хотя этот факт достаточно четко продемонстрирован им экспериментально и описан в нескольких работах (например, Piaget 1974a, 1974b, 1977а), тем не менее, сам феномен сознания по-прежнему остается загадкой. Вот как он сам говорит об этом:
«Психология не является наукой о сознании, это - наука о поведении! Каждый изучает поведение, включая в него факторы сознания в той мере, в какой это ему удается, там же, где это сделать не удается, - то и помехой это не является» (Bringuier 1977, р. 180, курсив Глазерсфельда).
В этом Пиаже не отличается от других исследователей. На сегодняшний день я не знаю ни одного, кто представил бы жизнеспособную модель сознания. Тем не менее, в большинстве случаев мы все же в состоянии сделать надежное заключение относительно того, действует ли человек в рамках сознания или за его пределами.
Стадии развития
Теорию Пиаже обоснованно называют «теорией стадий», поскольку она разбивает когнитивное развитие от рождения до зрелости на ряд последовательных ступеней. По этому вопросу также существует целая серия широко распространенных неверных представлений. Отталкиваясь от базовых положений генетической эпистемологии, от неприятия традиционного воззрения на знание как на изображение действительности, Пиаже заключает, что никакие теории, выстраиваемые исследователем-психологом, не являются описанием некоей объективной ментальной реальности наблюдаемых субъектов, а скорее - мысленным инструментом, помогающим систематизировать личный опыт исследователя относительно этих субъектов. Любые наблюдения с неизбежностью структурируются самим наблюдателем. Как говорит Пиаже: «Я полагаю, что любые структуры конструируются, и что основным следует считать процесс такого конструирования: я уверен, что ничего не задано в самом начале, за исключением нескольких ограничивающих факторов, на которых базируется все остальное. Структуры, в том виде, в каком мы их воспринимаем и мыслим, не являются заранее предопределенными ни в человеческом разуме, ни во внешнем мире» (ibid., p.63).
Таким образом, теорию стадий следует рассматривать лишь в качестве того, что она есть - а именно, как более-менее удачный способ организации точки зрения наблюдателя за процессом развития ребенка.
Позднее Пиаже несколько изменил свою позицию, главным образом, в отношении оценок важности каждой из стадий. Первоначально он склонялся к тому мнению, что, как только операция, присущая следующей, более высокой стадии, однажды проявляется в поведении ребенка, то автоматически эта операция становится ему доступной в любых последующих ситуациях, в которых она оказывается уместной. Такое представление оказалось неверным. Как теперь полагают, применение ментальных операций является в гораздо большей степени контекстуально-зависимым, чем считалось первоначально. Необходимо некоторое время для того, чтобы данный способ оперирования смог распространиться на другой контекст (горизонтальный decalage). Это означает, что ребенок способен демонстрировать «формальное оперирование» в данном контексте, в то время как в других контекстах он может пребывать на предыдущих стадиях. Неизменным в учении Пиаже осталось положение о том, что существует относительно фиксированный порядок обретения операций, присущих данным стадиям (вертикальный decalage).
Наблюдатель и наблюдаемое
В число предпосылок теории Пиаже входит наличие у мыслящего субъекта двух базовых свойств. Первое - это способность координировать элементы чувствительного и двигательного опытов; второе выражается в том, что - для тех случаев, когда концептуальные структуры, являющиеся результатом координации, оказываются применимыми и в дальнейших опытных ситуациях, - субъект способен из своего собственного оперирования абстрагировать те закономерности и правила, которые помогут ему справиться с будущим опытом. Координируемые мыслящим субъектом элементы по определению не выходят за пределы когнитивной системы данного субъекта, так как являются частью его «опыта». Когнитивная система субъекта не имеет доступа к факторам, которые, с точки зрения наблюдателя, воспринимаются в качестве внешних, «средовых» причин опытной данности системы. Таким образом, координация является актом сугубо внутренним и всегда субъективным. Сказанное верно не только в отношении детского экспериментального материала, изучаемого Пиаже, но и в отношении любых наблюдений, осуществляемых как исследователем, так и просто сторонним наблюдателем. Никто не в состоянии избежать этой фундаментальной субъективности опыта; не являются исключением и те философы, которые претендуют на некое «Божественное откровение».(14) Подобно всем другим когнитивным организмам, они делают выводы из своего собственного сенсомоторного и концептуального опыта и любое толкование их выводов, «знаний», должно осуществляться в терминах внутренних событий, а не иметь своим источником некие факторы, расположенные за пределами этих событий.
Пиаже четко разграничивает две точки зрения: с одной стороны, это - позиция самого проживающего и познающего субъекта, а с другой - позиция наблюдателя, который пытается понять, каким образом такой субъект конструирует знание:
«В первую очередь необходимо провести отличие субъекта индивидуального, от субъекта эпистемного, т.е. той когнитивной сердцевины, которая является общей для всех субъектов, находящихся на одинаковом уровне [когнитивного развития]. Во вторую же очередь, содержание сознания (которое всегда фрагментарно и зачастую носит искажающий характер), с одной стороны, должно быть противопоставлено тому, что субъекту удается осуществлять в процессе своей интеллектуальной активности, относительно которой ему могут быть известны лишь результаты, но не механизмы ее осуществления, с другой стороны. После диссоциации субъекта из "я" и из всего того, что он "проживает", остаются лишь его операции, т.е. то, что он выводит путем рефлективного абстрагирования из обобщенных координации своих действий» (Piaget,1970b,p. 120).
Именно наблюдатель, стремясь построить модель познания, «диссоциирует» из наблюдаемого живого субъекта то, что он категоризирует в качестве координации, а также в качестве результатов, которые субъект выводит из них путем рефлективного абстрагирования. Только наблюдатели могут говорить о взаимодействии субъекта с его окружающей средой и давать характеристики взаимоотношениям между структурами субъекта (как биологическими, так и ментальными) и тем миром, в котором, с точки зрения наблюдателя, наблюдаемый субъект живет и оперирует.
Опыт и действительность
В модели Пиаже интерактивные контакты субъекта с его окружающей средой всегда носят один и то же характер: если концептуальная структура не ведет к результату, который субъект от нее ожидал, она не подходит. Когнитивные структуры, о чем всегда надо помнить, неотделимы от действия, от их использования. Действие и использование - это нечто большее, чем случайные движения или изменения - они обретают свое место лишь в контексте «активностных схем». Такое положение радикально отличает подход Пиаже как от бихевиористской модели стимул-ответ, так и от линейной причинно-следственной цепи, принятой в физике, главным образом, ввиду того, что активностные схемы являются всегда целенаправленными. Как отмечает сам Пиаже, активностные схемы подобны скорее петлям обратной связи, поскольку присущие им двойные механизмы ассимиляции и аккомодации делают их саморегулирующимися и, следовательно, кругообразными в данном конкретном понимании (кибернетические аналогии будут обсуждаться в главе 8).
Соотношение знания и внешнего мира носит в модели Пиаже взаимный характер - любая концептуальная структура при столкновении с препятствием будет, скорее всего, модифицирована. Такого рода столкновения — единственный способ, при помощи которого окружающая среда может себя проявлять в отношении мыслящего субъекта. Знание субъекта не может представлять собой нечто большее, чем те структуры и схемы, которые пришли в столкновение с препятствиями; что же касается остальных структур и схем, то они в совокупности составляют один из возможных видов успешной активности.
Это аналогично утверждению о том, что биологические организмы, живущие в данный конкретный момент, оказываются жизнеспособными (viable), поскольку вплоть до этого момента им удавалось избегать вымирания. Заключать из такой модели отношений о подобии или «соответствии» было бы поп sequitur и огромным заблуждением.
Сам факт избегания столкновений с препятствиями еще ничего нам не говорит о том, каковыми эти препятствия являются и каким образом могла бы быть структурирована действительность, их оставляющая. Из опыта столкновения или неудачи можно лишь заключить, что при определенных обстоятельствах та или иная конкретная схема не работает. Более того, причиной такой неудачи может стать вовсе не внешнее обстоятельство, а несовершенство или внутреннее противоречие в самой схеме. Если же, напротив, схема оказывается удачной, то это просто показывает, что она пригодна именно там, где «сработала». Никаких выводов из этой пригодности о «реальном» мире не может быть сделано, поскольку бесчисленное множество других схем могло бы сработать с равным успехом.
Наиболее важные следствия из данной модели познания могут быть суммированы следующим образом. Наше знание о столкновениях с тем, что мы называем «окружающей средой» или «реальным миром», может быть сформулировано и ре-презентировано только в терминах жизнеспособных концептуальных структур, т.е. тех структур, которые сами контакту с препятствиями не подвергались. В лучшем случае, такое знание о столкновениях и неудачах описывает реальность в «негативном» смысле. Любое представление о том, что когнитивные структуры могли бы рассматриваться в качестве отражений онтологической реальности, т.е. что мы в состоянии раскрыть онтичную форму объектов, зондируя поверхности вещей-в-себе нашими ощущениями или измеряющими инструментами и, таким образом, выстраивая схему полученных контактов, является иллюзией. Пространство и время, в которых мы перемещаемся, производим измерения, по которым определяем наши движения и операции, являются нашими собственными конструктами, и ни одно объяснение, которое делается на их основании, не может выйти за пределы нашего опытного мира.
Эпистемологическая позиция, которую я считаю наиболее совместимой с учением Пиаже, - это позиция инструментализма, не рассматривающая знание как знание о некоем внеопытном мире. С такой позиции когнитивные структуры - активностные схемы, концепты, правила, теории и законы - оцениваются, прежде всего, по критерию их успешности; успешность же в данном случае следует понимать исключительно, как способность организма достигать, удерживать и расширять свое внутренне равновесие в ответ на постоянно возникающие возмущения.
Вывод
Данная попытка изложить некоторые ключевые моменты модели познания и когнитивного развития Пиаже не может считаться исчерпывающей. Я попытался сфокусировать внимание на тех положениях, которые, как мне кажется, являются наиболее важными, хотя зачастую неверно понимаются и излагаются.
Как было указано с самого начала, работы Пиаже содержат определенные противоречия. Тем не менее, если представить его работу в виде единой модели человеческого познания, то становится очевидным, что те спорадические фрагменты текста, в которых чувствуется присутствие реальности, являются не более чем просто несовершенными моментами в изложении. Не удивительно, что в своем новаторстве время от времени Пиаже впадает в образ речи, принадлежащий традиционной эпистемологии, которую он пытался преодолеть.
Литература
ВЕТН, E.W. and P1AGET, J. (1961) Epislemoligie malhematique el psychologic, Paris, Presses Universitaires de France.
BRINGUIER, J-C (1977) Conversations libres avecJean Piaget, Paris, Robert Laffont.
CELLER1ER, G., PAPERT, S. and VOYAT, G. (1968) Cybernetique el epistemologie, Paris, Presses Universitaires de France.
GLASERSFELD, E.VON (1985) "Reconstructing the concept of knowledge", Archives de Psychologic, 53, pp.91-101.
GLASERSFELD, E.VON (1987) "Preliminaries to any theory of representation", in JANVIER,C. (Ed.) Problems of Representation in the Teaching and Learlning of Mathematics, Hillsdale, New Jersey, Lawrence Erlbaum, pp.215-25.
GRUBER, H.E., VONECHE, J.J. (Eds.) (1977) The Essential Piaget, London, Roulledge and Kegan Paul.
INHELDER, B. and de CAPRONA, D. (1992) "Vers le constructivisme psychologique: Structures? Procedures? Les deux indissiciables', in INHELDER, B. and CELLERIER, G. Le cheminemenl des decouvertes de I'enfant, Neuchatel, Delachaux et Niestle, pp. 19-50.
NASH, J. (1970) Developmental Psychology, Englewood Cliffs, New Jersey, Prentice-Hall.
PIAGET, J. (1937) La construction du red chez l'enfanf(The construction of reality in the child, Translation M.Cook, New York, Basic Books, 1971), Neuchatel, Delachaux et Niestle.
PIAGET, J. (1945) La formation du symbole chez I'enfant, Neuchatel, Delachaux et Niestle.
PIAGET, J. (1952b) "Jean Piaget", in BORING, E., LANGFELD, H., WERNER, H. and YERKES, R. (Eds.) A History of Psychology in Biography, Vol.4, Worcester, Massachusetts, Clark University Press, pp.237-56,
PIAGET, J. (1967a) Biologic et connaissance, Paris, Gallimard.
PIAGET, J. (1967b) Six Psychological Studies, New York, Vintage. (French original: Geneva, 1964).
PIAGET, J. (1970a) Genetic Epistemology, New York, Columbia University Press.
PIAGET, J. (1970b) Le structuralisms, Paris, Presses Universitaires de France, 4th edition.
PIAGET, J. (1974a) La prise de conscience, Paris, Presses Universitaires de France.
PIAGET, J. (I974b) Reussir et comprendre, Paris, Presses Universitaires de France.
PIAGET, J. (1976a) "Piaget's Theory", in INHELDER, B. and CHIPMAN, H.H. (Eds.) Piaget and His School, New York, Springer.
PIAGET, J.(1976b) "Autobiographic, partie ix (1966-1976)", Revue europcenne des sciences sociales, 14, pp.35-43.
PIAGET, J. (1977a, et al) Recherches sur Г abstraction reflcchissante, Vol. 1 and 2, Paris, Presses Universitaires de France.
PIAGET, J. (1977b) "Appendix B", in INHELDER, В., GARCIA, A., VONECHE, J., Epistemologie genetique et equilibration, Neuchatel, Delachaux et Niestle, pp.90-2.
PUTNAM, H. (1981) Reason, Truth and History, Cambridge, Cambridge University Press.
UEXKULL, J.VON and KRISZAT, G. (1933) Slreifzuge durch die Umwelten van Tieren undMenschen, Frankfurt am Main, Fischer.
VONECHE, J. (1982) "Evolution, development, and the growth of Knowledge": In BROUGHTON, J.M. and FREEMAN-MO1R D.J. (Eds) The Cognitive Developmental Psychology of James Mark Baldwin, Norwood, New Jersey, Ablex, pp.51-79.
VU YK, R. (1981) Overview and Critique of Piaget's Genetic Epistemology, Vol.1 and 2. London/New York, Academic Press.
Сноски
1. Официальная библиография Пиаже (архив Жана Пиаже, 1989) насчитывает всего 1232 наименования, включая вторичные переработанные издания и переводы.
2. Высказывалось предположение, что подход Пиаже был предвосхищен Джеймсом Марком Болдуином. Однако Вонсше (1982) показал, что совпадения незначительны и что оба автора пришли к своим выводам независимо друг от друга.
3. Рита Вуйк (Rita Vuyk), чей «Обзор и критика генетической эпистемологии Пиаже» (1981) в двух томах можно по праву признать одной из лучших работ, отмечает в предисловии: «Все те эпизоды в его работах, которые отмечены мною как недостаточно понятные, абсурдные, противоречивые и т. п., я не принимала во внимание» (p.ix). Я безоговорочно принимаю такую же позицию.
4. Этой цитатой я обязан Рите Вуйк, которая использовала ее в качестве девиза к своему «Обзору» (1981, p.v.).
5. Степень бакалавра присуждается в случае успешного окончания средней школы.
6. Важно осознавать, что нейронная сеть постоянно наводнена сигналами, приходящими от периферических нейронов, обычно называемых «рецепторами», либо «органами чувств». В тот момент, когда Вы читаете этот текст, к Вам приходят многочисленные сигналы, на которые Вы не реагируете; к примеру, такие, как «тактильные», исходящие из Вашего крестцового отдела и говорящие о том, что Вы сидите; другие, порождаемые органами слуха, могут быть истолкованы, как говорящие о том, что где-то на улице проезжает машина. Однако ввиду того, что Ваше внимание до этого было полностью сконцентрировано на данном тексте, Вы не предпринимали никаких из указанных интерпретаций, пока я специально не указал на такую возможность. Точно так же миллионы сигналов постоянно генерируются сетчаткой Ваших глаз, тем не менее, Вы игнорируете почти все из них за исключением тех, которые попадают в фокус Вашего внимания в качестве «некоторых конкретных предметов», в качестве конфигурации сигналов, представляющей для Вас интерес и «имеющей смысл» в данный конкретный момент.
7. Психолог мог бы обозначить это как «постоянство» («constancy»), однако я предпочитаю более архаичное слово «прочность» («perdurance»), чтобы подчеркнуть отличие понятия сугубо концептуального характера от понятия «устойчивых» перцепций (perceptual «constancies»).
8. Очевидно, что данный эффект принадлежит к концептуальной сфере и не входит в область наблюдаемой активности. Он может быть установлено в ходе взаимодействия, но никак не путем простой фиксации поведенческих реакций. Этот момент часто выпускался из виду психологами развития, которые искали наблюдаемые проявления «объектной перманентности» в детском сознании, а также этологами, которые пытались продемонстрировать это в отношении животных.
9. Оригинальное французское слово - «scheme» подразумевает схему активности, оперативную модель. К сожалению, на английский язык его часто переводят как «schema» (множественное число от «schemata»), соответствующее французскому «schema» - термину, редко встречающемуся в текстах Плаже, и обычно обозначающему разного рода статичные диаграммы, типа городских схем или морских карт. Игнорирование некоторыми переводчиками указанной разницы приводит к существенной путанице среди англоязычных читателей.
10. Заметим, что данные рефлективные переоценки имеющихся схем фактически указывают на явление, обозначаемое в современной психологи термином «метакогнитивность».
11. Излишне говорить, что существует множество случайных (менее значительных) актов научения, которые являются следствиями возмущений из-за непредвиденной последовательности событий.
12. Эту форму абстракций Пиаже разделяет на четыре категории (1977); они обсуждаются в Главе 5.
13. В отношении детей двухлетнего (и даже более раннего) возраста существуют косвенные данные в пользу того, что концепция объектной перманентности им практически уже доступна: ребенок, не найдя объект в трех из четырех возможных мест его расположения, путем эмоций и жестов указывает на то, что он знает, что объект окажется в последнем месте.
14. По выражению Хилари Патнэм (1981).
4.02.2010
Интересное по этой теме:
|